Я верю в любовь

Я поспешила к нему.

– Иду, извини. – Проходя вниз по лесенке, я почувствовала, что лодка пришла в движение. В ушах застучал пульс.

Люка задернул шторы, зажег свет и убавил яркость, так что в каюте едва можно было что-то различить.

– Охранники не должны видеть свет, если они все еще поблизости, – объяснил он.

Когда глаза привыкли к полумраку, я увидела диван, стол, бар и две двери в соседние помещения. Каюта была отделана белой кожей и темным лакированным деревом. Типичная шикарная яхта богачей, какие показывают по телевизору.

Люка слегка раздвинул шторы и посмотрел в образовавшуюся щель.

– Скоро они уйдут.

Только сейчас я обратила внимание на жуткую боль в ногах. Я села на диван, сбросила сапожки и посмотрела на пальцы, покрытые мозолями.

– Ой. – Я осторожно потрогала их.

– Что такое? – спросил он и озабоченно посмотрел на меня.

– Ничего особенного, просто мозоли. Я не привыкла ходить на высоких каблуках, а бегать в них – тем более.

Не говоря ни слова, Люка открыл дверь в ванную и принялся что-то искать. Через несколько секунд он вернулся с лейкопластырем в руках.

– Вот. – Я не могла понять выражение его лица: он то ли досадовал, то ли чувствовал себя виноватым.

– Спасибо, – пробормотала я, разрывая упаковку. В корейских сериалах парень обычно заботливо забинтовывает девушке лодыжку, но… и так сойдет.

Люка покосился на меня.

– Ты не ушиблась, когда вы упали на лестнице?

Я покачала головой.

– Нет. К счастью, Уэс поймал меня. Хорошо, что он такой ловкий, а иначе неизвестно, чем бы все закончилось. – Я понимала, что упоминание о ловкости Уэса подчеркивает недостаток этого качества у Люки.

– У вас с Уэсом сегодня было свидание?

Я наклонила голову, делая вид, что занята наклеиванием пластыря, но улыбнулась – волосы закрывали мне лицо, так что Люка не мог его видеть. Ха-ха-ха. Вот оно!

– Да.

– А он не хватится тебя? – В его словах была слышна тревога.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы подавить улыбку. Но я уже все придумала.

– Я предупредила его, что хочу подышать свежим воздухом и прогуляться по причалу. – Все во мне ликовало: Люка, безусловно, ревновал. Наклеив пластырь, я снова осмотрела каюту.

– Так это яхта твоего отца? Carpe Diem?

Люка запрыгнул на стойку бара.

– Да, но я называю ее «Мой капитан», – дурачась, ответил он. – Папа будет рад узнать, что яхта помогла мне спрятаться от охранников: это серьезно подпортило бы его репутацию в почтенном обществе «Монте-Клизма». – Яхта вдруг заметно двинулась, и Люка, схватившись за край барной стойки, посмотрел на меня в растерянности.

Нет, он пока не мог знать, что нас уносило в море.

– «Монте-Клизма»? Ну и выражение, – улыбнулась я. – А почему твой отец так беспокоится о своей репутации? Чем он занимается?

Похоже, мне удалось его отвлечь. Люка подался вперед и уперся локтями в колени.

– Он изобрел что-то для машин скорой помощи. В каждой такой машине по всей стране до сих пор применяется его изобретение.

– Правда? Это так круто! – Я представила себе, что может понадобиться врачам неотложки. – Погоди, это не дефибриллятор? Не аппарат для сердечно-легочной реанимации? Ого, не может же быть, чтобы это был…

Я вдруг остановилась, заметив удивленное выражение Люки. Он быстро встряхнул головой, словно маленький терьер.

– Ка-ак, ты даже это знаешь?

– Я хочу стать врачом, – простодушно ответила я.

Он в изумлении посмотрел на меня.

– Врачами хотят стать многие. Но не все знают названия медицинских приборов.

Я покраснела. И что у меня, всезнайки, язык за зубами не держится?!

Люка покачал головой.

– Как бы то ни было, я даже не знаю, как называется эта штука. Моя цель в жизни – не обращать внимания на то, что связано с отцом. Я и так вынужден жить с ним в этом дерьмовом городке. – Он взглянул на меня. – Не хотел тебя обидеть.

Я закатила глаза.

– Кроме того, – продолжал Люка, – он сделал это не по доброте душевной и не из любви к людям. – Он застучал ногами по бару. – Папа знал, что заработает много денег. Он ужасный и непристойно богатый человек, но остаток жизни проживет, считаясь гениальным и чуть ли не святым.

Ого, мы затронули больную тему.

– Итак… он не очень-то одобряет твою… подрывную художественную деятельность? – поинтересовалась я, тщательно подбирая слова.

– Можно и так сказать, – согласился Люка, но уже не резко и не злобно, а своим обычным голосом. Я с удивлением обнаружила, что возвращение прежнего, спокойного Люки принесло мне облегчение, даже несмотря на то что его лицо приобрело чересчур умное выражение.

Тут я вспомнила, как в студии он говорил, что работает над каким-то тайным проектом.

– Погоди, это и есть твой проект для выставки?