Я вернусь...

– Не все! – воскликнул Лузгин, дыша на секретаршу парами коньяка и хватая с протянутого ею блюдечка ломтик лимона. – Не все! Один только что покинул вашу приемную, и если вы поторопитесь, то, наверное, еще успеете полюбоваться в окно на его великолепный спинной гребень и чешуйчатый хвост.

Секретарша повернула голову и посмотрела на улицу сквозь планки вертикальных жалюзи.

– У него нет хвоста, – сообщила она, – зато есть машина. Он в нее как раз садится.

– Да-а? – удивился Лузгин. – Ну, значит, это не простой динозавр, а очень умный. Самый умный из динозавров, потому и дотянул до наших дней, хотя кругом сплошные млекопитающие. Хищные. А что за машина?

– Джип, – ясным голосом прозвенела секретарша. – Маленький, защитного цвета, вроде тех, какие показывают в кино про вьетнамскую войну. Неказистый какой-то.

– Ну, так на то он и динозавр, – жуя лимон, заявил Лузгин. – Как ни крути, а самый умный динозавр на порядок глупее самой глупой обезьяны, и машина у него должна быть соответствующая... Увы, увы! Эволюция неумолима. Но вы знаете что? Я ему помогу. Мы с вами, Зинаида Александровна, как цивилизованные люди и патриоты, должны заботиться о несчастных представителях вымирающих видов. Как знать, может быть, наша забота принесет плоды, этот реликт как-нибудь размножится и лет этак через тысячу его потомки вновь унаследуют Землю?

– А это будет хорошо или плохо?

– А я почем знаю? Одно вам могу сказать: это будет совсем по-другому, не так, как сейчас. А впрочем, не волнуйтесь, ничего этого не будет. Вымрет он, вот и все. Я ему помогу, но он все равно вымрет – несмотря на мою помощь, а может быть, именно благодаря ей.

– Жалко, – сказала секретарша, по-прежнему глядя в окно, за которым уже не было ни старого армейского джипа, ни его владельца. – Красивый мальчик.

– Обречен, – сказал Лузгин. – Обречен на вымирание матерью-природой – мудрой, но жестокой... Налейте-ка мне еще, и себе налейте тоже. Да, да, и себе! Клянусь, в вашем личном деле этот постыдный эпизод отображен не будет. Вот так, спасибо. Давайте выпьем за того, у кого хватило мужества остаться динозавром, а не эволюционировать в... в... в хорька. Или в скунса. Дай ему Бог протянуть подольше! Ну, чокнемся!

Они чокнулись, а через десять минут Андрей Никифорович, трезвый, заново прилизанный и окончательно пришедший в себя, уже принимал очередного посетителя по поводу затянувшейся тяжбы о наследстве, борясь с непонятно откуда взявшимся желанием отхлестать этого урода по щекам, схватить за шиворот и выкинуть вон из кабинета. Желание это, впрочем, нисколько не отразилось на выражении лица и безупречных манерах Андрея Никифоровича; лишь он один знал, чего ему это стоило, и утешала его и поддерживала в неравной борьбе со своими здоровыми инстинктами лишь одна мысль: ничего, скоро пятница. Пятница!

По пятницам Андрей Никифорович Лузгин посещал Клуб.

* * *

Они приехали вчетвером – больше в "карреру" просто не влезало, в ней и четверым-то было не повернуться. Впрочем, больше и не требовалось, дело было совсем пустяковое. Обычно Адреналин справлялся в одиночку, но с некоторых пор он начал понемногу давать дорогу талантливой молодежи: людям надо было как-то расти, учиться, набираться опыта, чтобы потом действовать самостоятельно. Что же до самого Адреналина, то со временем он обнаружил, что наблюдение за грамотно проводимым процессом разрушения доставляет порой не меньшее удовольствие, чем сам процесс. Так бывало далеко не всегда, но иногда все-таки происходило – в основном под настроение. Сегодня у него случилось как раз такое настроение, и, отправляясь на рынок, Адреналин прихватил с собой троих пассажиров из тех, что были помоложе и позадорнее. Обремененных своей социальной значимостью, семьями, высокими постами и банковскими счетами клубменов старшего поколения он по таким вопросам не беспокоил: пусть живут как хотят, все равно им недолго осталось править бал. Свои мозги в чужую голову не вложишь; дозреют – все поймут сами, а не дозреют – туда им и дорога. Иное дело – молодежь. С молодежью надо работать, ненавязчиво подталкивая в нужном направлении. Подрастут – спасибо скажут, а пока они смотрят тебе в рот, надо этим воспользоваться.

Торговля на рынке по случаю послепраздничного дня шла вяло, приезжих было мало, а задерганные, бледноватые с похмелья москвичи торопились поскорее пополнить продуктовые запасы и убраться восвояси, в тепло и уют хорошо натопленных квартир, где по углам томились застрявшие ароматы отшумевшего застолья.