Я вещаю из гробницы

— Делаю все, что в моих силах, — сказала она, вытягиваясь и бросая довольно сердитый взгляд на викария. На секунду я испугалась, что ярость в ее взгляде, сфокусированная толстыми, как донышко бутылки, стеклами очков, заставит его съежиться, как жука под увеличительным стеклом.

Она добавила:

— Могу только надеяться, что делаю все возможное, несмотря на…

— Боже мой! — громко воскликнул викарий, взглянув на свои наручные часы. — Сколько времени прошло! Куда оно только девается? Синтия ждет, чтобы я помог ей с церковной брошюрой. Она превратилась в Кассандру с тех пор, как епископ пожертвовал свой подержанный спиртовой копировальный аппарат взамен нашего старого доброго вышедшего из употребления гектографа.

Кассандра? Неужели он неумно намекал на призрак Кассандры Коттлстоун, могила которой могла послужить причиной предполагаемого обморока Синтии? Другая Кассандра, которая пришла мне на ум, была псевдонимом Уильяма какого-то для его временами скандальных колонок в «Дейли Миррор».

— Подобно «Таймс», — рассказывал викарий, — простыни Синтии отправляются на место ровно в полночь.

Я не верила своим ушам! О чем только думает этот несчастный?

— «Овощи викария» — так я называю свой вклад, — продолжал он. — Кое-что, что конгрегация сможет пережевывать в течение недели, видите ли. Я подумал, что капля несерьезности должна будет пройти долгий путь, но теперь… о боже! Что только подумает Синтия?

И правда, что подумает Синтия, — призадумалась я.

Последнее, что я слышала о Синтии Ричардсон, — то, что ей дал успокоительное доктор Дарби, после того как ее до смерти перепугал на кладбище призрак Кассандры Коттлстоун.

Либо укол был очередной деревенской сплетней, либо викарий использовал дымовую завесу. Вряд ли Синтия может быть одновременно одурманена хлоралгидратом и в то же время клепать церковные бюллетени на своей копировальной машине марки «Банда». В этом нет никакого химического смысла.

— Мне следовало догадаться, что вы печатаете что-то о мистере Колликуте, — сказала мисс Танти, бросив косой взгляд на викария.

Постойте-ка, — подумала я. — Что здесь происходит?

Несколько минут назад эта женщина говорила мне не переводить зря мои крокусы, а теперь она чуть ли не на коленях умоляет, чтобы мистеру Колликуту отдали кричащие заголовки в церковном бюллетене.

Взрослые иногда ведут себя так странно.

Вынуждена признаться, что я сама почти забыла о мистере Колликуте. В качестве первооткрывателя его трупа я чувствую некоторую ответственность, однако обстоятельства в настоящее время препятствуют мне вспоминать о нем чаще.

Позже, вернувшись в Букшоу, я открою чистую страницу в своем дневнике и бегло набросаю плюсы и минусы почившего мистера Колликута. Но сначала мне надо вызнать подробности у мисс Танти. Она, в конце концов, назначила его на должность.

Я была уверена, что при наличии некоторого времени смогу вытянуть из нее достаточное количество сплетен, чтобы шокировать даже самого закостенелого редактора таблоидов в Лондоне. Если бы я только могла увести ее от Адама и викария…

— Что ж, — сказал викарий мисс Танти, — и правда, прошу меня извинить. — И с этими словами он повернулся и медленно побрел по центральному проходу к двери.

У меня в голове возник образ усталого пахаря, возвращающегося домой.

— Сауэрби! Кровь! — возбужденно воскликнула Мег из восточного нефа. Пока остальные разговаривали, она ушла обратно в тень среди скамеек и теперь манила Адама немытым пальцем.

Адам двинулся к ней, и я пошла следом. Через секунду к нам присоединилась мисс Танти.

Викарий остановился на полпути и обернулся.

Никогда я не забуду этот момент. Он запечатлен в моей памяти словно бесценная рождественская открытка. Мы втроем: я, Адам и мисс Танти, нависли над скорчившейся Мег, будто в высеченной в дереве сцене из рождественской пьесы: неподвижный викарий, в ночи присматривающий за своим стадом из далеких мрачных просторов темного центрального прохода.

— Кровь, — повторила Мег, глядя на нас, словно в поисках одобрения, и указала грязным пальцем на пол.

Один из камней под ее ногами сочился кровью.

— Кровь святых и пророков, — она сказала это таким тоном, как будто это было само собой разумеющимся.

В моих воспоминаниях мы застыли на своих местах, хотя наверняка мы наклонялись и толкались, чтобы получше рассмотреть красную лужицу под ногами.

Мег, радуясь, что ее труды по убеждению нас закончены, сидит довольная рядом на корточках и по очереди рассматривает наши лица.

— Пить, — объясняет она.

Луч солнечного света пробивается через витражное стекло, освещая жидкость.

Сверху падает свежая капля, приземляясь со слышным хлюпаньем и создавая на красной лужице крошечные, идеально круглые волны.

Костлявый палец Мег устремляется вверх, туда, где вытянулось, будто небесные половицы, темное дерево крыши.

Там наверху, высоко над нашими головами вниз на нас смотрит резное деревянное лицо святого Танкреда, и оттуда падает еще одна красная капля.

И еще одна.

— Старик плачет, — просто говорит Мег.

10