Я вещаю из гробницы

Я приоткрыла дверь и уже ступила наружу, когда услышала звуки шагов. Секунду спустя через перила я увидела голову. Голова была странно знакомой.

Кто-то поднимается по ступенькам! Мужчина.

Прятаться некуда. Поздно.

Хорошо, что я не закрыла дверь за собой. Я нырнула обратно в прихожую и тихо задвинула засов.

Он меня видел?

Я не могла вернуться в комнату Джослина, внутренняя дверь за мной закрылась. Я застряла в темном душном пространстве между двумя дверями, оказавшись в ловушке заплесневелых бархатных портьер.

В замке заскрежетал ключ.

Пыль скреблась в моем носу, словно черный перец, вызывая нестерпимое желание чихнуть.

Я зажала нос большим и указательным пальцами и попыталась дышать ртом, одновременно забившись в угол сбоку от двери, съежившись и изо всех сил пытаясь максимально уменьшиться в размерах.

Дверь открылась, придавив меня к стене и выжимая воздух из моих легких.

Возникла пауза, потом донесся звук ключа, открывающего второй замок.

Еще чуть-чуть — и я задохнусь!

Потом неожиданно давление ослабло, и наружная дверь закрылась.

Теперь я была заперта в этом отсеке вместе с мужчиной. Он был так близко, что я чувствовала его дыхание. Оно пахло табаком и копченой рыбой.

Послышались шаркающие шаги, и портьеры заколыхались.

— Открой-ка дверь! — громко позвал он, чуть ли не крича мне прямо в ухо. — Я с подносом.

Раздались глухие удары, как будто он стучал носком ботинка во внутреннюю дверь.

Казалось, что прошла целая вечность, пока засов наконец отодвинули.

— Бенсон? — спросил через дверь голос Джослина.

— А кто еще, по-твоему, это может быть? — проворчал мужчина. — Король Сиамский?

Потом он исчез, и я осталась одна в душном отсеке.

Я сосчитала до трех и отодвинула засов наружной двери, оставив ее приоткрытой, когда вышла на лестницу.

Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать: я неслась по ступенькам вниз с такой скоростью, будто за моей спиной лаяли гончие ада. Я считала пролетающие подо мной ступеньки. Вот я уже достигла лестничного пролета. Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре — по две за один раз — двадцать шесть. Через вестибюль и во двор, и только там, как мне показалось, я перевела дыхание.

«Глэдис» стояла на том же месте, Эсмеральда долбила клювом пол клетки, погруженная в свои мысли.

Уезжая, я рискнула бросить взгляд через плечо на верхние окна. Они были пусты.

Никакого лица в окне. Ни Джослина, ни, слава богу, Бенсона.

Где-то я его уже видела…

Проблема в том, что я никак не могла вспомнить, где именно.

12

Солнце почти село на западе, когда я подъехала к Букшоу.

Отец, ясное дело, будет в ярости. Он требовал, чтобы все мы, без исключения, ни под какими предлогами не опаздывали на ужин, куда требовалось являться прилично одетыми. Теперь же из-за моего запаздывания («запаздывание» — одно из тех длиннющих слов, которыми Даффи любит в меня швыряться) миссис Мюллет придется задержаться, и отец, который отчаянно пытается сократить издержки, уменьшая ее рабочие часы, вынужден будет заплатить ей за переработку.

Но не успела я добраться до ворот Малфорда, как поняла, что дела плохи. На дороге у поворота толпились люди.

Несчастный случай?

Я набрала такую скорость, что мне пришлось тормозить двумя ручными тормозами и уйти вбок с разворотом, чтобы ни в кого не въехать.

Продолжая сидеть верхом на «Глэдис» и поставив ноги на землю, я подобралась ближе. Не могу поверить своим глазам.

Неровным полукругом стояли отец, Фели, Даффи, Доггер и миссис Мюллет. Никто из них и глазом не повел в мою сторону.

Их внимание было сосредоточено на мужчине с водянистыми глазами навыкате, одетом в куртку, которая была ему мала, с тесным целлулоидным воротничком. Он вколачивал в землю табличку.

ПРОДАЕТСЯ — гласили жуткие черные буквы.

БУМ! БУМ! БУМ! — звучал молоток, и каждый удар пронзал мне сердце насквозь.

Букшоу продается! Не могу поверить!

Конечно, были угрозы, и отец уже предупреждал нас, что он проигрывает свою продолжительную битву с государственным департаментом, который он как-то поименовал «Пиявками Его Величества». Но мы как-то всегда справлялись; что-то всегда подворачивалось.

Например, лишь несколько месяцев назад в нашей библиотеке обнаружилось первое издание «Ромео и Джульетты» Шекспира, но поскольку на его титульном листе сплелись инициалы отца и Харриет — в память о его ухаживаниях — отец отказался с ним расстаться.

Актер Десмонд Дункан осаждал его предложениями, одно другого безумнее, но отец отвергал их. Потом Дункан заручился поддержкой Британского музея, и отцу предложили столько, что за эти деньги, вероятно, можно было бы купить весь Стратфорд-на-Эйвоне до последнего лебедя.

Но отец был непоколебим.

А теперь вот до чего дошло.

Временами мне хотелось встряхнуть отца, схватить его за лацканы пиджака и трясти, пока перья не полетят, а потом прокричать в лицо: «Ты — упрямый глупец!»