Я вещаю из гробницы

Следовало бы принести что-нибудь, чтобы собрать сажу — старое покрывало или одеяло, но уже слишком поздно. Мне надо слышать разговор Фели с незнакомцем — первым посетителем Букшоу за несколько месяцев. Тема — наверняка ее свадьба, подробности которой по необъяснимым причинам держатся от меня в тайне. Я не хочу упустить ни слова.

Где-то я слышала, что трубочисты использует простыни, чтобы прикрыть мебель, и, по-моему, это ужасно удобно. Первым под руку мне подвернулось стеганое ватное одеяло Фели, я подняла его и стянула верхнюю простыню с кровати. Позже я заменю ее свежей.

Я расстелила простыню в холодном очаге, нырнула внутрь, как будто пролезала в низкую дверь, и выпрямилась.

А! Вот она — прямо у меня над головой. Забравшись на решетку, я с легкостью доберусь до винтов, удерживающих клапан на месте. Я нащупала выемки ногтями больших пальцев.

Снимая железные детали в каминах, важно помнить, что надо сохранять тишину, поскольку кирпич с удивительной эффективностью передает малейший звук.

Клапан отошел без сопротивления, и я осторожно опустила его на простыню.

Затем я взяла две воронки — большую, сделанную из олова, и маленькую стеклянную — и вставила носики в противоположные концы резинового шланга.

Я просунула большую воронку в новообразовавшееся отверстие и, орудуя шлангом как веревкой, медленно… осторожно… дюйм за дюймом… фут за футом… начала опускать ее все ниже.

Спустя целую вечность весь шланг оказался в дымоходе. Если мои расчеты верны, большая воронка должна быть сейчас на одном уровне с камином гостиной.

Я приложила маленькую воронку к уху как раз вовремя, чтобы услышать, как Фели говорит:

— Я думала, может быть, что-то из Элгара. «Прощание ангела». Это очень по-британски.

— Да, но слишком по-католически, не так ли? — ответил незнакомый голос. — Основано на стихах ренегата Ньюмена. Равносильно тому, чтобы исполнить «Аве Марию». Не хочу вкладывать неверные идеи в девичьи головы. Они все будут там. Все его обожали.

Вот оно что, я подслушиваю разговор между Фели и Альбертой Мун, преподавательницей музыки в школе Святой Агаты — Альбертой Мун, которая, по словам викария, будет в полном отчаянии от известия о гибели мистера Колликута. Они обсуждают не свадьбу Фели, а похороны мистера Колликута.

— Возможно, «Песнь Симеона Богоприимца», — предложила Фели. — «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, по слову Твоему, с миром». Он так часто исполнял ее на вечерне. Я подумала, что мы можем попросить мисс Танти исполнить ее соло.

Повисло ледяное молчание, казавшееся еще более холодным и долгим сквозь длинный шланг, с помощью которого я подслушивала.

— Нет, не думаю, мисс Офелия. Мисс Танти, будем искренни, его ненавидела.

За этими словами последовал сухой смешок.

Фели ответила что-то, что я не сумела разобрать, но, судя по интонации, она опечалилась. Я вытащила стеклянную воронку и воткнула резиновый конец себе прямо в ухо.

— …часто общалась с ней в школе до того, как она отошла от дел, — говорила мисс Мун. — …в те дни мы еще старались быть вежливы друг с другом.

Я забыла, что мисс Танти была предшественницей мисс Мун в Святой Агате.

— Как ни трудно вам в это поверить, наверное, это мой вынужденный долг проинформировать вас, что она испытывала к Криспину то, что мои девочки именуют «нежными чувствами».

Криспин? Ага! Она говорит о мистере Колликуте.

— О, не надо так изумленно на меня смотреть, Офелия. Разумеется, она достаточно стара и могла бы быть ему матерью, но никогда не стоит недооценивать напор сопрано, милочка.

Моим ушам — или, скорее, моему уху, поскольку я подслушивала с помощью резинового шланга, вставленного только в одно ухо, — мисс Мун слышалась скорее сердитой, чем убитой горем.

— Я не позволю этой женщине петь соло на похоронах Криспина! Позволить этой несостоявшейся возлюбленной щебетать над останками любимого? Это просто неприлично, Офелия. Выбросите это из головы. Нет, я окажу ему эту честь сама. Вероятно, это будет Перчелл. «Когда меня предадут земле» из «Дидоны и Энея». Самая подходящая вещь. Я буду сама себе аккомпанировать на органе и петь, поэтому вам нет необходимости разучивать эту вещь.

Нет-нет, не благодарите меня. Я уверена, что вам и без того нелегко… Такая жалость, что Букшоу… не так ли? Я видела табличку у ворот. Так ужасно. Но надо искать положительную сторону. Птичка нашептала мне, что у вас скоро будет повод для праздника. Мы так рады за вас, Офелия, правда. Как бишь там его зовут? Парня с фермы «Голубятня». Виктор? Я знаю, вы с Виктором…

Это уже чересчур!

Я схватила маленькую стеклянную воронку, лежавшую на решетке, и воткнула ее носик в шланг. Поднесла ее ко рту и прокричала:

— Дитер! Его зовут Дитер, глупая старая тюлениха!

Что я натворила? Неужели я позволила минутному приступу злости разрушить остатки достоинства де Люсов? Может, сейчас в церкви святой Танкред качает своей деревянной головой, плача кровавыми слезами и не веря, что его пра-пра-правнучка оказалась такой занудой?

Я снова прижала воронку к уху и прислушалась. Ничего, только молчание.

Потом хлопнула дверь.