Я вещаю из гробницы

Я не могла не согласиться с ней. Мои колени уже дрожали, когда мы повернули на восток к Кейтер-стрит и дому мисс Танти.

Внезапно я почувствовала себя без сил, как будто у меня из щиколотки вынули затычку и вся энергия вытекла на землю.

Мысль о чашке чаю и горсти печенья была одновременно странно утешительной и странно знакомой. Как в волшебной сказке, как-то раз услышанной и давно забытой.

Повернув на Кейтер-стрит, мы зашагали быстрее.

— Я забыла «Глэдис!» — воскликнула я, внезапно остановившись. — Мой велосипед! Я оставила его на кладбище.

— Я схожу за ним, пока ты будешь пить чай, — сказала мисс Танти. — Позвоню кому-нибудь, чтобы тебя отвезли домой.

У меня возникло странное видение, как кто-то — возможно, мисс Гоул — гонит меня по узкой тропинке в Букшоу, подталкивая пастушьим посохом, а может быть, епископским, словно я заблудший ягненок.

— Вы так добры, — сказала я.

— Пустяки, — ответила мисс Танти с ужасной успокаивающей улыбкой.

Мы оказались у ее дома так неожиданно, как будто нас принес ковер-самолет.

Так вот что делает шок? — подумала я. — Искажает время?

Можно ли одновременно быть в шоке и наблюдать, как находишься в шоке?

Мисс Танти полезла в карман за ключом и открыла замок, и мне показалось это странным, поскольку никто в Бишоп-Лейси не запирал двери.

Когда мы вошли внутрь и она задвинула засов, из зимнего сада крикнул попугай:

— Привет, Квентин! За дело! — И просвистел четыре ноты, в которых я узнала начало Пятой симфонии Бетховена: — Да-да-да-ДУМ!

Привет, Квентин! — задумалась я. Эти же слова птица сказала, когда я была здесь в прошлый раз. Этим именем мисс Танти назвала Бенсона. Нет, погоди-ка, Бенсона зовут Мартин.

Должно быть, она обращалась к члену городского магистрата?

— Садись, — скомандовала мисс Танти. Теперь мы волшебным образом оказались у нее на кухне. — Я поставлю чайник.

Я осмотрелась и увидела, что все вокруг голубое. Странно, но это так. Основное, что я помню о кухне мисс Танти, это то, что она в голубых тонах. Раньше я этого не заметила.

На столе стояли кувшин для молока, полный увядающих лилий, маленькая доска для хлеба и половинка буханки «Ховис»,[57] электрический тостер, оловянный подсвечник с частично оплавившейся свечой и коробок спичек.

Очевидно, что мисс Танти ест в одиночестве.

Потом, словно по мановению волшебной палочки, передо мной оказалась дымящаяся чашка чаю, и я ощутила особую благодарность.

— Пей, — сказала мисс Танти. — Вот, бери.

Она сунула мне под нос блюдечко с песочным печеньем, потом отвернулась и начала копаться в буфете.

— Эти люди, — заговорила она слишком небрежно и слишком между прочим. — Эти люди в церкви. Что они с тобой делали?

— Они думали, что я кое-что нашла, — ответила я. — Они хотели, чтобы я это отдала.

— А ты?

— Нет, — сказала я.

Огромные круглые линзы повернулись и уставились на меня.

— Нет, ты не нашла ничего? Или нет, ты не отдала?

Я завороженно смотрела ей в глаза и не смогла произнести ни слова.

— Ну и?

Слишком поздно, правда вышла наружу.

— Мне пора идти домой, — сказала я. — Мне нехорошо.

Внезапно руки мисс Танти вылетели из-за спины. Одна сжимала стеклянную бутылочку, другая — носовой платок.

Она плеснула жидкость на ткань и прижала платок к моему носу.

Ага! — подумала я. — (C₂H₅

)₂O.

Опять диэтиловый эфир.

Я узнаю его сладковатый щиплющий пищевод запах повсюду.

Химик Генри Уоттс однажды охарактеризовал его запах веселящим, а «Энциклопедия Британника» назвала его приятным, но ни профессор Уоттс, ни «Энциклопедия Британника» явно не оказывались в ситуации, когда им прижимает эту штуку к носу в выкрашенной в голубой цвет кухне массивная и удивительно сильная сумасшедшая женщина в толстых, как донышко бутылки, очках.

Он обжигал.

Прожег мои ноздри и взорвался в мозгу.

Я попыталась встать на ноги, но не смогла.

Мисс Танти согнула руку вокруг моей шеи и сзади вдавливала меня в кресло. Второй рукой она крепко удерживала платок у меня на носу.

— Я проучу тебя! — говорила она. — Проучу!

Я замахала руками и ногами, но бесполезно.

Прошло меньше десяти секунд, и мой мозг погружался в сладковатый тошнотворный водоворот забвения. Все, что мне надо сделать, — отдаться ему.

Отпустить себя.

— Нет!

Кто это прокричал?

Это я?

Или Харриет?

Я слышала голос как будто на расстоянии.

— Нет!

Теперь она отпустила мою шею и начала копаться в моих карманах — сначала в одном, потом в другом.

Я дернулась вперед, растопырив пальцы, и сбила очки с лица мисс Танти.

Немного, но уже кое-что. Я повернула голову в сторону и втянула полные легкие свежего воздуха — один быстрый глубокий вдох, другой, третий.

Лишившись своих мощных линз, мисс Танти осматривала кухню, и ее безумные глаза были огромными и усталыми, слабыми, водянистыми и несфокусированными.

Пытаясь выбраться из кресла, я сделала маневр влево, но она блокировала меня бедрами, словно игрок в регби.

Я подалась вправо, но она была и там.

Пусть даже я виделась ей не более чем размытым пятном, эта женщина умудрялась перегораживать мне дорогу при каждом моем движении.

Выхода нет. Задней двери нет.