Я видел рассвет на далекой планете (СИ)

    - Высокая, до колен тебе трава темно-изумрудного цвета. - спокойно прожужжал Искин. - Много серебристых и лиловых цветов. Небо сиреневое, с расплывчатой зеленой полосой у горизонта. Горы... Как бы сказать получше... Наверное, величественные, под снежными шапками. Скалистые голые ущелья. Замерзшие водопады льда у ближней к нам горы. Мы в горной долине, в амфитеатре, созданном скалами причудливых очертаний.

    - А что это за шум?

    - Очень близко, прямо над нами пролетела птица, похожая на павлина, но гораздо крупнее, с ярким ало-фиолетовым оперением. Бесстрашно близко, ведь тут нет хищников. А теперь, Егор, тебе нужно вернуться в корабль и какое-то время побыть там одному. Я буду собирать образцы грунта и флоры, и отвозить их в лабораторию. Я не могу одновременно следить за тобой.

 

    Слепой с трудом вернулся в корабль, нащупывая ступеньки ногой, и исчез. А Искин продолжил свою работу. Он ловко покатился к реке, чтобы набрать воду в стеклянную колбочку, затем лопаткой подковырнул влажный грунт на берегу, чтобы добраться до более глубоких слоев.

 

    Вечером Искин выкатил тележку, нагруженную кофе и горячими сандвичами, затем вывел слепого и устроил пикник на лужайке-проплешине у корабля. Полностью ослепший Егор вдруг приподнял уголки губ в легкой улыбке.

    - Знаешь, Искин, мне вдруг пришла забавная мысль. Что, если бы твои искусственные глаза можно было пересадить мне? Так вот, я бы на это ни за что не согласился. Потому что твой опыт... Опыт познания робота... Он ведь тоже важен, разве нет? Человек видит иной мир. Робот видит иной мир. В чем, собственно, разница? Почему опыт одного считается более ценным, чем опыт другого? Сегодня я целый день размышлял о том, забрал бы я твои глаза, если бы мог, или нет. Такая вот моральная дилемма.

    - С удовольствием бы отдал тебе свои глаза, если бы мог. Егор, ты держишься молодцом. Я восхищаюсь тобой. - прогудел Искин. Робот подхватил манипулятором сандвич и аккуратно вложил его в руку Косыгина. Затем налил кофе и заботливо поднес чашку прямо к пересохшим на ветру губам ученого. Тот казался полностью обезумевшим - то яростно шептал что-то, похожее на молитву, то вдруг начинал блаженно улыбаться.

    - Пей.

    - Нет, ты не понимаешь! - настаивал Егор. Во тьме перед глазами иногда смутно проплывали искристые ниточки, но все равно это была полная слепота. - Мы ведь могли исследовать Таинственную исключительно роботами и автоматами. Человек в глубоком космосе по сути не нужен. Абсолютно не нужен! Вспомни, какой ценой нам дался Марс. Вся исследовательская работа может выполняться роботами. И все же человек здесь, на Таинственной. Чтобы увидеть ее сиреневое с зеленой кромкой небо своими глазами. Чтобы ощутить жесткую траву и эти вот проклятые колючки у меня прямо под задницей... Кстати, ты меня специально в колючки усадил? Разве это не безумие?! И мой вопрос, Искин, как лично ты к этому относишься? Что это, с точки зрения твоей машинной логики?

    Искин загудел, с трудом справляясь с перенапряжением электронных цепей. Лампочки на его лбу отчаянно мигали, и это свидетельствовало о том, что механизм не может отыскать правильное решение.

    - Я не могу этого понять. - наконец признался механизм. - Это слишком сложно для меня. Ваше желание увидеть рассвет здесь, на Таинственной, даже рискуя своей жизнью.. Это выше моего понимания. А то, что ты теперь слеп, напоминает мне черный юмор, о котором ты мне когда-то рассказывал, тоже абсолютно непонятный для меня. Ты ведь тоже видишь тут элемент черного юмора? - монотонно прогудел робот.

    - Очень очень черный юмор, ты прав. И все же, Искин, я здесь. Кто-то должен был быть первым. А значит все это было не зря. - проговорил Егор, и снова мягко, словно извиняясь за свой излишний пафос, улыбнулся. Он ощущал ветер, ощущал разгоряченными щеками вечернюю прохладу и слышал крики птиц. Но как же ему хотелось увидеть... Ту самую зеленую окаемку сиреневого вечернего неба.

 

    На следующий день робот помог слепому искупаться в горной реке. Слепой долго стоял босой на песке, пропуская песчаные струи сквозь пальцы ног, а затем с наслаждением поплыл на спине, подставляя лицо мягким лучам. И все также жадно расспрашивал Искина - эти тоненькие и шершавые, это камыши? Какого цвета завязи и соцветия? А горы, они ведь в серебристых шапках, да? И робот подробно и обстоятельно отвечал, а Косыгин вдыхал, ощупывал, вслушивался, всеми силами впитывал в себя окружающий мир. При этом большую часть светового дня, а на Таинственной он длился восемнадцать часов, Егор проводил просто сидя на громадном валуне у корабля, непреклонно и решительно настроенный не помешать Искину закончить экспедицию и выполнить все намеченные исследования.

    На следующий вечер началась гроза. Сначала громыхнул гром, и темное небо раскололи молнии, затем хлынул ледяной ливень с градом. Сидя на ступеньках, со стаканом горячего чая, положив руку на затылок устроившего вынужденный перерыв в работе Искина, слепой жадно вслушивался в звуки грозы. А потом не удержался и закричал, перекрикивая гром: Эгегей! Гроза, малыш, это настоящая гроза!