Я возьму твою дочь

После своего визита в уголовную полицию Тилли еще раз поехала в больницу. Она подумала, что надо бы позвонить матери, но отказалась от этой мысли, потому что была не в состоянии описать то, что произошло. Кроме того, она знала, что мать станет упрекать ее, а сейчас ей только этого не хватало. Чаще всего все обвинения матери заканчивались тем, что она упрекала Тилли в том, что она абсолютно ничтожная, плохая мать безо всякого чувства ответственности и что она не в состоянии в одиночку растить такого ребенка, как Ивонна.

Когда Тилли приехала в клинику, Леония уже покинула больницу. Тилли была рада, что ей не придется еще раз встречаться с Леонией и смотреть той в глаза.

Она пришла в отделение и попрощалась с коллегами.

— Я уволилась, — сказала она. — Все, что случилось, — моя вина. Я не знаю, как это выдержать, я только знаю, что не смогу здесь больше работать. Я буду сходить с ума от страха из-за каждого ребенка, не смогу доверять никому, ни отцам детей, ни посетителям, просто не смогу. Желаю вам всего хорошего!

Молчание в комнате было невыносимым.

Один из сотрудников обнял ее.

— Всего хорошего, — прошептал он.

Остальные последовали его примеру. Некоторые вытирали слезы. Тилли проработала в этом отделении девять лет, была надежным и приятным человеком. Им будет ее не хватать.

36

Самолет «Люфтганзы» из Франкфурта приземлился в Фульсбюттеле по расписанию. Тобиасу каждая минута казалась часом, и он не мог дождаться, когда наконец увидит свою маленькую дочь и возьмет ее на руки. В последние дни он был в Нью-Йорке, а сейчас уже пятнадцать часов находился в дороге и чувствовал себя и усталым до смерти, и бодрым одновременно. Ему не надо было ожидать багаж, поскольку у него была лишь ручная кладь, и впервые он толкался в очереди, чтобы быстрее выйти из самолета.

Он торопливо шел через холл, когда вдруг остановился словно громом пораженный. Из телевизора, по которому беспрерывно шли новости, он услышал имя «Лиза-Мария Альтман».

«Какое странное совпадение! — за долю секунды пронеслось у него в голове. — Такого не бывает! Они имеют в виду меня, нас, ребенка». И почувствовал, как от страха его бросило в пот.

Он был не в состоянии понять, о чем говорилось в новостях, у него в памяти остались только обрывки сообщения. «Новорожденный ребенок похищен из клиники» — это была единственная фраза, которая вертелась у него в голове. Его ребенка похитили? Этого быть не могло. «Наверное, речь идет о другой Лизе-Марии, о другой Лизе-Марии Альтман», — говорил он себе, чтобы успокоиться и не потерять сознание прямо здесь, в здании аэропорта. И в то же время ему было ясно, что в Буххольце не могло быть второй новорожденной Лизы-Марии Альтман.

Трясущимися руками он вытащил мобильный телефон из кармана, и трубка выпала у него из рук на пол. Он поднял телефон и увидел, что дисплей разбился, но аппарат все же работал. Казалось, прошла целая вечность, пока телефон опознал PIN-код и включился. На телефоне было семь новых сообщений.

Тобиас не стал прослушивать голосовую почту и побежал.

Он запрыгнул в такси, ослабил галстук, потому что ему казалось, что он сейчас задохнется, и даже не заметил, что не сказал, а прокричал свой адрес.

Водитель такси удивленно приподнял брови, покачал головой, и машина тронулась.

Леония, которая выглядела как привидение, бросилась в его объятия. Бледная, слабая и с такими глубокими тенями под глазами, каких он еще никогда не видел.

Она была не в состоянии говорить, только плакала без остановки.

О том, что произошло, ему рассказала Хелла. Теперь Тобиас знал все и начал действовать. О сне думать было некогда. Он отправился в кабинет и принялся звонить по телефону.

Он попросил знакомого врача из Гамбурга заняться Леонией, поскольку серьезно опасался за ее здоровье и рассудок.

Он позвонил в Нью-Йорк и сказал, что не сможет вернуться через три дня. Он вкратце объяснил, что произошло, и оставил вопрос о том, когда снова будет на работе, открытым.

Он отменил билет на обратный рейс.

Он провел длительные переговоры с полицией и с главным врачом клиники.

Он попросил отца приехать к ним.

В семь часов вечера Хеннинг вошел в дом своего сына.

За ужином они молчали. Печаль была настолько сильной, что было просто невозможно говорить о чем-то.

Леонии сделали укол, и она спала.

После ужина Тобиас посмотрел на родителей.

— Я хочу вам сказать только одно, и я не шучу, черт возьми: кто бы это ни сделал — если его найдут, я его убью! Я в этом клянусь!

Хеннинг еще никогда не видел сына настроенным столь решительно.

Он ничего не сказал. Хелла тоже промолчала.

Они даже могли понять его.

Йонатан

37

Йонатан совершенно выбился из сил. Через каждые два часа он заезжал на автостоянку, где было кафе, в туалете засыпал в бутылочку молочный порошок, наливал туда теплой воды из-под крана, долго тряс ее, а потом кормил маленькую Лизу-Марию, которая жадно пила эту смесь. Он молился, чтобы вода была в порядке и чтобы малышка выдержала переезд. Когда он наконец доберется до Ла Пассереллы, то сможет кипятить воду.