Читаем Я - за улыбку! полностью

Несется лодка по течению,


В ней рыбаки плывут домой…


Напишешь песню-сочинение —


Река становится живой!



А темный лес? Заставим старого


Поверить в наши чудеса:


Певуче будут разговаривать


Полезащитные леса.



В частушке воину отказывать?


Она удобна и проста,


Ее не чистить и не смазывать:


Она душевна и чиста.



Не рукописью в старом шкапике,


Не у Истории на дне, —


Несись, моя живая капелька,


В коммунистической волне!



Друзья мои! Поднимем здравицу


За все, что нужно молодым,


Им без стихов ни с чем


не справиться,


Им всем поэт необходим!



1952.

ОТЦЫ И ДЕТИ





Мой сын заснул. Он знал заране:


Сквозь полусон, сквозь полутьму


Мелкопоместные дворяне


Сегодня явятся к нему.



Недаром же на самом деле,


Не отрываясь, «от» и «до»,


Он три часа лежал в постели,


Читал «Дворянское гнездо»!



Сомкнется из отдельных звеньев


Цепочка сна — и путь открыт!


Иван Сергеевич Тургенев


Шоферу адрес говорит.



И, словно выхваченный фарой


В пути машиною ночной,


Встал пред глазами мир иной:


Вся красота усадьбы старой,


Вся горечь доли крепостной.



Вот парк старинный, речка плещет,


А может, пруд… И у ворот


Стоит, волнуется помещик —


Из Петербурга сына ждет.



Он написал, что будет скоро, —


Кирсанова любимый сын.


(Увы, не тот, поэт который,


А тот, который дворянин.)



За поворотом кони мчатся.


На них три звонких бубенца


Звенят, конечно, без конца…


Прошло не больше получаса —


И сын в объятиях отца.



Он в отчий дом, в гнездо родное.


Чтоб веселей набраться сил,


Привез Базарова с собою.


Ах, лучше бы не привозил!



Что было дальше — всем известно…


Светает… сын уснул давно.


Ему все видеть интересно,


Ему, пожалуй, все равно —


Что сон, что книга, что кино!



1953.

* * *



Живого или мертвого


Жди меня двадцать четвертого,


Двадцать третьего, двадцать пятого —


Виноватого, невиноватого.



Как природа любит живая,


Ты люби меня, не уставая…



Называй меня так, как хочешь:


Или соколом, или зябликом.


Ведь приплыл я к тебе


корабликом


Неизвестно, днем или ночью.



У кораблика в тесном трюме


Жмутся ящики воспоминаний,


И теснятся бочки раздумий.


Узнаваний, неузнаваний…



Лишь в тебе одной узнаю


Дорогую судьбу мою.



1961.

ЯМЩИК



Посветлело в небе. Утро скоро.


С ямщиком беседуют шоферы.



«Времечко мое уж миновало…


Льва Толстого я возил, бывало,


И в моих санях в дороге дальней


Старичок качался гениальный…»



«Пушкина возил?»


«Возил, еще бы!..


Тьма бессовестная, снежные сугробы,


Вот уже видна опушка леса


Перед самой пулею Дантеса…»



«Ты, ямщик, в романсах знаменит…»


Им ямщик «спасибо» говорит,


Он поднялся, кланяется он —


На четыре стороны поклон.



Он заплакал горькими слезами,


И шоферы грязными платками,


Уважая прежние века,


Утирают слезы ямщика.



Шляется простудная погода,


В сто обхватов виснут облака…


Четверо людей мужского рода


До дому довозят ямщика.



И в ночи и темной и безликой


Слушают прилежно вчетвером —


Старость надрывается от крика,


Вызывает юности паром…





Ловкий, лакированный, играючи,


Мчит автомобиль во всей красе,


Химиками выдуманный каучук


Катится по главному шоссе…



Слышу я сквозь времени просторы,


Дальний правнук у отца спросил:


«Жил-был на земле народ — шоферы.


Что за песни пел? Кого возил?»



1959.

* * *



Тихо светит месяц серебристый…


Комсомольцу снятся декабристы.



По России, солнцем обожженной,


Тащатся измученные жены,


Молча по дороге столбовой


Одичавший тянется конвой.



Юноша из-за столетий мглы


 Слышит, как бряцают кандалы.



Спят давно и старики и дети,


Медленная полночь над селом…


Комсомолец видит сквозь столетье


Пушкина за письменным столом.



Поздний час. Отяжелели веки,


И перо не легче, чем свинец…


Где его товарищ Кюхельбекер,


Фантазер, нестроевой боец?



С каждым днем разлука тяжелее,


Между нами сотни верст лежат.


Муравьев-Апостол и Рылеев


Входят в Петербургский каземат.



Комсомольцу кажется сквозь сон,


Что стоит у Черной речки он.



Он бежал сквозь зимнее ненастье.


Разве можно было не спешить,


Чтоб непоправимое несчастье


Как угодно, но предотвратить!



Поздно, поздно… Раненый поэт


Уронил тяжелый пистолет.



Гаснут звезды в сумраке ночном,


Скоро утро встанет над селом,


И скрипят тихонько половицы,


Будто Пушкин ходит по избе…



Как узнать мне, что еще приснится,


Юный друг мой, в эту ночь тебе?



1950.


* * *





Все ювелирные магазины —


они твои.


Все дни рожденья, все именины —


они твои


Все устремления молодежи —


они твои.


И смех, и радость, и песни тоже —


они твои.


И всех военных оркестров трубы —


они твои.


И всех счастливых влюбленных губы —


они твои.


Весь этот город, все эти зданья —


они твои.


Вся горечь жизни и все страданья —


они мои…


Уже светает. Уже порхает


стрижей семья.


Не затихает, не отдыхает


любовь моя.



1960.

ГОСТЬ





Не поверят — божись не божись, —


У меня, говорю без обмана,


Для подарков людям всю жизнь


Оттопыривались карманы.


Прав, не прав я, наверно, решит


Старый турок Гарун-аль-Рашид.



Он ко мне, обалдев с непривычки,


Едет в гости на электричке.


Он приехал и ждет на вокзале —


Мне об этом в киоске сказали.



Он столетия пробыл в пути,


На него современность накинется,


И задача моя — привезти


Человека из сказки в гостиницу…



Спит столица в предутренней мгле,


Спит старик телефон на столе,


Спят гостиницы все этажи…



Ну-ка, милый, давай расскажи,


Расскажи мне, что слышно на свете


И поют ли еще соловьи?


Что дарил ты и взрослым и детям?


Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже