Я заберу тебя с собой

«… а двое нацистов на мотоцикле с коляской, который гораздо быстрее мотороллера, погнались за мной, и я помчался изо всех сил и оставил позади немцев, а ведь они едва меня не поймали. Я в какой-то момент стал все больше набирать скорость, и немцы остались позади, а Фаусто Коппи — это Фаусто Коппи — это Фаусто Коппи — это Фаусто Коппи…»

108

Пьерини глазам своим не верил.

— Он уезжает… Смотри, уезжает… Смотри, твою мать! Это все ты и твой мотороллер сраный.

Говнюк прирос к велосипеду и, словно ему кто-то ракету в зад вставил, стремительно помчался вперед.

Пьерини, осторожно снимая руки с боков Фьяммы, заорал ему в ухо:

— Тормози! Тормози к черту! Дай я слезу.

Мотороллер замедлил ход, скрипя тормозами. Когда он остановился, Пьерини спрыгнул.

— А теперь ты слезай!

Фьямма вопросительно поглядел на него.

— Ты что, не видишь? Вдвоем мы его не догоним. Слезай живо!

— Да наф… — попытался возразить Фьямма, но, увидев перекошенное злобой лицо приятеля, понял, что лучше подчиниться.

Пьерини вскочил на мотороллер, крутанул ручку газа и крикнул:

— Жди тут. Я его собью и вернусь.

109

Аврелиева дорога, один сплошной поток машин в обе стороны, была в двух сотнях метров.

Пьетро на ходу обернулся, вдыхая и выдыхая раскаленный воздух.

Он оторвался от них, но не намного. Видимо, они остановились.

А сейчас опять приближаются.

У него не было больше сил.

«Сделай что-нибудь, ну придумай что-нибудь…»

Что? Что тут придумаешь?

И тут он придумал. Придумал кое-что по-своему гениальное и героическое. Конечно, не самое выдающееся — Глория, Миммо и Фаусто Коппи (кстати, где он? У него не осталось в запасе совета на такой случай?), как и всякий мало-мальски здравомыслящий человек, запретили бы ему это делать, но сейчас он понял, что это единственная возможность спастись — или…

«Не думай об этом».

Пьетро поступил так, не сбавляя скорость, наоборот, употребив остатки сил на то, чтоб посильнее крутить педали, он рванул как безумный к дороге с отчаянным намерением пересечь ее.

110

Говнюк чокнутый просто. Он решил покончить с собой.

Правильно. На это Пьерини возразить было нечего.

Морони так решил, видать, понял: это самое разумное, что можно на его месте сделать.

Пьерини затормозил и бешено захлопал в ладоши.

— Класс! Молодец! Так!

Его потом ложкой с асфальта соскребать будут.

Часть там, часть тут. Голова! Где голова? А правую ногу никто не видел?

— Убейся! Мне нравится! Молодец! — орал он, не прекращая с восторгом аплодировать.

Всегда приятно видеть, что кто-то хочет убиться от страха перед тобой.

111

Пьетро не сбавил скорость. Лишь слега зажмурился и прикусил губу.

Если он умрет, значит, пришло его время, а если ему суждено жить, значит, он проедет через поток машин невредимым.

Все просто.

Жизнь или смерть.

Черное или белое.

Пан или пропал.

Камикадзе, вперед.

Пьетро даже не думал о промежуточных оттенках между белым и черным: о параличе, коме, страданиях, инвалидном кресле, неотступной боли и сожалениях (если у него останется способность жалеть) длиной во всю оставшуюся жизнь.

Его слишком захватил страх, чтобы думать о последствиях. Даже когда до перекрестка оставалось меньше ста метров и перед ним возник огромный, ярко освещенный желтыми огнями знак «Осторожно! Опасный перекресток», и он ощутил легкое желание нажать на тормоз, перестать крутить педали, поглядеть вправо и влево. Он просто поехал через шоссе, словно никакого шоссе и не было.

А Фабио Паскуале, позывные «Рэмбо 26», несчастный водитель грузовика, увидев, как Пьетро вдруг возник перед ним ниоткуда, как кошмар, засигналил, надавил на тормоз и за сотую долю секунды осознал, что прямо сейчас в его жизни произойдет перелом к худшему, что долгие годы он будет воевать со своей совестью (на спидометре было сто десять, а максимальная разрешенная скорость на этой трассе девяносто), с правосудием и адвокатами и с женой, сто лет долбившей ему, чтобы он бросил свою убийственную работу и шел работать в кондитерскую — зять место предлагает, — и вздохнул облегченно, когда пацан на велосипеде исчез так же, как появился, и никакого хруста костей и железного скрежета не последовало, и он понял, что Господь его помиловал, что он не переехал мальчишку, и завопил от счастья и гнева одновременно.

Пьетро, проехав перед фурой, оказался на разделительной полосе, по встречной ехал, сигналя, красный «ровер». Если он затормозит, то окажется под колесами, а если не затормозит, все равно окажется под колесами, но тут «ровер» неожиданно вильнул влево и проехал у него за спиной, в двух сантиметрах, поток воздуха качнул Пьетро вправо, потом влево; переехав дорогу и оказавшись у поворота на Искьяно Скало, он потерял равновесие, притормозил на гравии, но заднее колесо потеряло сцепление с грунтом, и он повалился, расцарапав ногу и руку.

Живой.

112

Грациано Билья вышел из дома, где жила Флора Палмьери, прошел по двору и остановился, пораженный красотой наступившего дня.

Небо было ярко-голубым, а воздух таким чистым, что за кипарисами, росшими вдоль дороги, и холмами проглядывали даже острые пики Апеннинских гор.