Читаем Я — Златан полностью

Но что тут поделаешь? Искать того, что направил луч? Это невозможно, и я сосредоточился изо всех сил. Они могли направить на меня еще лучи, даже прожекторы. А мне надо было забить. И в эту минуту я точно понял: мяч полетит в правый угол ворот. Я помедлил пару секунд и потом почувствовал: я просто не могу не забить. В начале сезона я уже промахнулся, пробивая пенальти. Это не должно повториться. Я заставил себя перестать думать. На поле много думать вредно, там надо играть. И я разбежался и ударил.Я забил именно так, как собирался, мяч зашел в тот самый угол, и я поднял вверх руки и поглядел болельщикам «Интера» прямо в глаза: мол, вы, ублюдки долбанные, я сильнее вас! И тут, могу сказать, стадион взорвался; я посмотрел на табло: «Интер» — «Милан»; ноль — один, Ибрагимович. Было приятно. Я снова в Италии.Но ведь игра только началась. Схватка становилась все яростнее. На пятнадцатой минуте второго тайма Абате получил красную карточку. Попробуйте-ка играть вдесятером против «Интера». Мы бились как львы. Матерацци пристал ко мне, как банный лист; через пару минут, оказавшись с ним один на один, я бросился за мячом, налетел на него и опрокинул. Не нарочно, разумеется. Но он не вставал. Прибежал врач, игроки «Интера». Шум среди болельщиков нарастал, особенно когда Матерацци унесли на носилках.Последние двадцать минут давление было чудовищным. Я вымотался напрочь. Меня даже мутило от усталости. Но мы сделали

это. Собрали себя в кулак и выиграли. На следующий день мне вручали Золотой мяч в Швеции. Они предупредили заранее, но мне после такого матча хотелось только до кровати добраться. Однако мы решили отметить победу в ночном клубе под названием «Кавалли». Хелена тоже приехала. Мы тихонько сидели в уголке с Гаттузо, зато Пирло, Амброзини и остальные отрывались по полной. Это был настоящий отходняк, сумасшедшая радость. Домой мы попали только в 4 утра.

В декабре «Милан» купил Антонио Кассано. У Кассано репутация не лучше моей, он любит быть на виду и чтобы вокруг толковали, какой он фантастический игрок. Парень через многое прошел, не раз дрался и с игроками, и с тренерами, в том числе с Капелло в «Роме». Капелло даже термин придумал — «кассанутый», то есть «бешеный», «ненормальный». Но играл Кассано великолепно. Он мне нравился, и как команда мы стали лучше.Но возникла проблема. Во мне поселилось неприятное чувство. Я чувствовал себя выжженным. Я полностью выкладывался в каждой игре и никогда не думал, что буду чувствовать такое давление. Странно звучит, если вспомнить все, что мне довелось пережить. Сурово пришлось, когда переходил в «Барсу». C «Интером» тоже не все получалось гладко. Но тут я ошушал все душой: мы должны выиграть лигу, а я — лидер команды. И каждый матч я играл, как финал Лиги чемпионов. И дорого за это платил. Я был измотан.И еще: я уже не мог воплотить свои идеи и планы в игре. Тело тоже требовало отдыха. Хотя бы на пару матчей. Но Аллегри был новичком. И тоже хотел выиграть любой ценой. Ему нужен был Златан, и он выжимал из меня все соки. Но я не обвиняю его, вовсе нет.Это была его работа. А я хотел играть. Я вошел в поток. Вошел в ритм. Я хотел бы играть даже со сломанной ногой, а Аллегри здорово взбадривал меня. Мы уважали друг друга. Но платить приходилось мне. А я уже не так молод.Я отяжелел, но не так, как во втором сезоне в «Ювентусе». Я не позволял себе фаст-фуда, лишнего веса не было. Напротив, я сидел на строгой диете. Это были только мышцы, но я стал старше и играл теперь по-другому, чем в начале карьеры. Не злоупотреблял дриблингом, как во времена «Аякса». Я стал тяжеловесом, и теперь мне требовалось больше сил и умения, чтобы выигрывать, как прежде. В феврале я совсем устал.Считалось, что об этом знают только в клубе, но новость просочилась к журналистам, начались досужие толки. Выдержит он?

Справится? Вдобавок в нескольких играх подряд мы теряли очки. Мы ничего не могли с этим поделать, пропустили несколько голов, а один месяц я не забил ни одного мяча. Тело утратило былую пружинистость. В Лиге чемпионов мы уступили «Тоттенхэма», и это было несправедливо: мы сильнее. И в лиге мы упустили инициативу, а «Интер» снова набрал обороты.

Обставят они нас? Потеряем мы преимущество в лиге? Об этом поговаривали. И писали. А мои сомнения не прибавляли оптимизма. Первая игра было против «Бари», аутсайдера. Мы проигрывали 0:1, я был с мячом, на мне повис защитник, я среагировал инстинктивно. Я ударил его ладонью в живот, и он упал на траву. Полная дурь с моей стороны, допускаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное