Читаем Я — Златан полностью

В общем, накануне игры я посмотрел на вывешиваемый на стенке стартовый состав на матч. Посмотрел еще раз. Моей фамилии в нем не было. Ее не было даже в заявочном списке, то есть я не попал и в запас, И я все понял. Это было мое наказание. Таким способом Микке решил продемонстрировать, кто здесь босс. И я с этим смирился. А что оставалось делать? У меня даже не вызвали никакой реакции его объяснения моего отсутствия журналистам: «он находится не в очень хорошем психологическом состоянии». И еще, что «ему необходим отдых». Эти слова звучали так, словно он — такой добренький дядя — сжалился надо мной и позволил отдохнуть. А еще я продолжал наивно надеяться, что руководство подготовило какой-то сюрприз для меня, возможно, с участием болельщиков.

Некоторое время спустя меня вызвали в офис Хассе Борга. Вы уже знаете, как я отношусь к подобным вызовам: я всегда думаю, что все закончится очередной проповедью. На этот раз, после всего происходившего за последнее время, я уже не ожидал ровным счетом ничего. В офисе присутствовали Хассе Борг и Бенгт Мадсен, оба с многозначительным и преисполненным собственного величия видом. Подумалось, уж не на похороны ли я попал.

Златан, наше сотрудничество подходит к концу.

Только не говорите мне, что...

Мы бы хотели сказать тебе...

Что, вы хотели бы поблагодарить меня вот здесь? — удивленно спросил я и посмотрел по сторонам.

В этом унылом чертовом офисе мы были втроем.

Что, вы даже не устроите встречу с болельщиками?

Понимаешь, — сказал Бенгт Мадсен. — Говорят, что провожать игрока перед матчем не приносит удачу.

Я недоуменно взглянул на него. Не приносит удачу?

Вы провожали из футбола Никласа Киндвалла перед тридцатью тысячами зрителей, и все потом было нормально.

Да, но...

Что, но?

И все-таки мы хотели бы вручить тебе этот подарок.

Черт, что это такое?

Это был хрустальный мяч.

На память.

Так это и есть ваш способ отблагодарить меня за восемьдесят пять миллионов?!

На что они надеялись? Что я возьму этот мяч с собой в Амстердам и буду пускать скупую слезу, каждый раз глядя на него и вспоминая «Мальмё»?

Мы хотели бы выразить тебе нашу признательность, — продолжали они.

Он мне не нужен. Можете оставить его себе.

Да, но ты ведь не можешь...

Я? Я могу. И я поставил этот мяч на стол и вышел вон. Таким было мое прощание с клубом — ни убавить, ни прибавить. Осадок остался. И все же, я выбросил все из головы. Я уезжаю отсюда, да и чем таким особенным был в моей жизни «Мальмё»? Настоящая жизнь только начиналась, и это было главное, а не прошлое.

Это был не рядовой переход в «Аякс». Я стал их самым дорогим приобретением в истории. И пусть «Аякс» был несопоставим с «Реалом» или «Манчестер Юнайтед», все же это был великий клуб. Всего пять лет назад он выступал в финале Лиги чемпионов. А за год до этого и вовсе выиграл ее. За «Аякс» в разное время играли такие люди, как Кройфф, Райкард, Клюйверт, Бергкамп и, конечно, Ван Бастен. Последний был для меня самым выдающимся среди перечисленных, и мне предстояло играть в футболке с его номером. Это казалось нереальным. Мне предстояло забивать и решать исходы матчей, и чем больше я представлял себе все это, тем больше ощущал на себе груз ответственности.

Никто не станет платить восемьдесят пять миллионов без намерения получить что-то взамен. «Аякс» уже три года как не побеждал в национальном чемпионате. Для команды такого калибра это выглядело, по меньшей мере, конфузом. «Аякс» — одна из самых любимых и популярных команд в Голландии, от которой ее многочисленные болельщики требуют больших побед. И ты должен соответствовать, а не играть в привычные тебе игры. Оставить при себе свои привычки и не начинать здесь со своего: «Я Златан, а ты кто такой?». Мне следовало перестроиться, постараться адаптироваться и влиться в команду, а также изучить местные порядки. А меня все равно продолжали преследовать приключения.

По пути из Гетеборга домой, у местечка Боттнарюд недалеко от Йёнчёпинга, меня «приняла» полиция. Я промчался на ста девяносто пяти (км/ч — прим, ред.) на участке с ограничением в семьдесят. Не сравнить с тем, что я позволял себе позднее. Однако права у меня отобрали, а газеты не просто в очередной раз вышли с громкими заголовками. Они еще не преминули напомнить мне о том давнем инциденте на Индустригатан.

Была состряпана целая подборка из моих «подвигов», начиная от удалений с поля и продолжая более крупными скандалами. Вся эта волна донеслась и до Амстердама, и хотя клубные функционеры, должно быть, уже были наслышаны обо всех моих похожде-

ниях, местные журналисты подхватили эстафету. Неважно было, насколько сильно я хотел измениться, но ярлык сорвиголовы вновь приклеивался ко мне с самого начала. «Компанию» в этом качестве составил мне другой новобранец «Аякса» — египтянин Мидо, до этого удачно проявивший себя в бельгийском «Генте». Мы с ним на пару сразу же получили такую репутацию. Но все это были цветочки по сравнению с теми историями, которые мне довелось услышать о Ко Адриансе, главном тренере команды, с которым мы пересекались когда-то в Испании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное