Яблочный Джек

Ночь уже привык к раздвоенному восприятию мира, тупая чужая боль разрывала его сознание. Видя все глазами Балерины, он одновременно наблюдал за ней со стороны. Сейчас он не рвался защитить её от истязателей. Процесс проходил менее болезненно, так как сама Жертва была безучастна к своей участи. Проанализировав ситуацию и своё положение в пространстве будущего Балерины, Ночь пришёл к выводу, что она находится (будет находиться) под воздействием наркотиков (вода), ему трудно было удалиться или приблизиться к ней. Одним из сдерживающих факторов являлось время. На примере всех предыдущих смертей ему было прекрасно видно, что все его усилия облегчить страдания девушек не имели успеха, пока не подходил момент гибели. Мгновения замещения одной смерти на другую должны были совпадать для него, а не по времени реального мира. Так же было мало приятного болтаться в будущей реальности Балерины без возможности рассмотреть лица её истязателей. Как он ни старался, но его не отпускало от Балерины выше уровня потолка. Её затяжное умирание в мареве наркотического дурмана и слабости от кровопотери вытягивало из Ночи больше сил, чем в те моменты, когда он через ярость рвался к мучителям Девушки Огненный Цветок. Не желая проходить ещё один виток умирания Балерины, Ночь сразу начал движение к её телу, как только тягучая патока времени спала с него.

Он был рядом. Он забирал её Смерть. Она соглашалась на такой обмен и была безмерно счастлива перевесом «выгоды» в её пользу.

Провожая глазами бывшую балерину, ведомую львицами, Ночь осознавал, как соприкасаются две реальности в его голове. Мог он назвать себя сумасшедшим? Конечно. Мог он назвать себя Провидцем? Тоже да. То, что открылось ему через последнюю инициацию, не нравилось, отталкивало, как разлагающаяся плоть, пожираемая червями и сочащаяся трупной жидкостью. Мерзко, противно, но это была реальность. Оставалось её принять или сойти с ума.

Теперь ему была видна вся картина будущего с мазками судеб оставшихся девушек (ещё живых), удаляющееся пятно Кима, вкрапления незнакомых (пока) Ночи людей. И в центре холста яркая вспышка – его перерождение. Он гусеница, ставшая куколкой, уже почти готовая сделаться кем-то совершенно другим. Ужасным или прекрасным – не ему решать.

Необходимо было дожить каждую каплю оставшегося времени в этом теле, которое скоро будет отторгнуто, забыто, закопано, съедено червями. А дальше… Что может знать гусеница про полёт? Только падение и удар, но такой вариант не подходит бабочке. Его взяли на замену этому мальчишке, уползающему от него в слизи из жалости к себе, ревности к Ночи (подсознательно он понимает, кто занял его место). Этот «слизняк» научился (его научили?) перерабатывать собственные нечистоты для своей защиты. И самое удивительное, что в малых дозах яд всегда является лекарством.

Миг откровения схлынул. Остались понимание и спокойствие, перетёкшие в осознание моментов времени, предстоящих и прошедших. Его как пешку на шахматной доске вывели с поля, чтобы сделать новым ферзём. Ночь им будет, но только до конца партии. После волшебное превращение закончиться, и пешка снова должна стать собой. Он может просить только об одном: чтобы его больше не ставили на поле. Хватит с него игры.

Ким больше не манил его своим ярким светом. Тот был в начале трансформации. Он был тем самым обжигающим туманом, отсекающим всё лишнее, что могло помешать. Теперь после темноты его ждал новый Свет.

Оставалось понять, как к себе относиться: как к помойному ведру, в которое собирают нечистоты, чтобы потом выплеснуть их, или как к аккумулятору (последнее предпочтительней для его самолюбия). Он наполнится и тогда будет нужен, его используют и… Принятый им груз чужих мучений стал его достоянием, его ношей, частью его Жизни. Это не вырезать никаким скальпелем, не вытравить кислотой (не отобрать).

После встречи с Балериной Ночь видел, что Ким сдал, утратил свой свет, веру в будущее. Трудно назвать момент в жизни человека, когда тот теряет интерес к Жизни, упускает цель, устремление. Ночь осознавал, что частично виноват в выжатом состоянии Кима, но понимал, видел процессы внутри своего друга и возмущения в пространстве времени вокруг него. Ким менялся, взрослел.

Странным Ночь находил лишь то, что он стал считывать будущее друга. Видел каких-то людей (агенты ФБР?), ведущих допрос Кима. Наблюдал, как его яркая стеклянная сфера всё больше теряет свой блеск, а с ним уходит его радость от повседневного бытия. Возможно, Ночь вспомнил бы, если бы смог, каково это – терять Любовь. «Что имеем – не храним, потерявши – плачем» – это можно было сказать про них обоих. Только Ким имел шанс вернуть, найти или обрести свою Любовь, а Ночь навсегда утратил право оглядываться назад. Иначе он не превратится в соляной столб, а просто сварится, как брокколи на пару. Несколько дней Ночь ходил с этой мыслью, стараясь принять себя как пациента психлечебницы, сбежавшего от Долга.