Ника в сарафане, с косынкой на голове доила корову. Любку. Она, как заправская крестьянка, упиралась лбом в коровий бок и изо всех сил тянула за соски. Красная с белой мордой корова, к изумлению Тима, терпеливо стояла и не пыталась опрокинуть ведро и удрать. Она смотрела на Тима, не переставая жевать. Глаза у нее были как на египетской фреске.
Черный пес, внимательно наблюдая, сидел рядом.
Он окинул Тима скорым взглядом и снова уставился на корову.
— Привет, — сказал Тим. — Ты что, умеешь коров доить?
— Люба научила. Представляешь, я спросила, почему ее и корову зовут одинаково, а она отвечает: «Ну как же одинаково, я — Люба, она — Любка. Любка не человек, Любка может быть и кошка, и коза. А человек — Люба». Представляешь?
Тим погладил корову по голове, она шумно вздохнула. Он почесал у основания рогов, Любка потянулась носом.
— А это Капитан — видишь, сидит, ждет молока. Вон миска.
— Я видел его ночью, думал, волк. Привет, Капитан!
Капитан подошел к Тиму, ткнул носом в колено, завилял хвостом. Сказал утробным басом «гуфф». Из хвоста его торчали репьи. Густо запахло псиной.
— Ты знаешь, она такая лапочка, — сказала Ника про корову. — Я думала, ей больно, а Люба говорит, ничего, не бойся, нужно сильнее. Ей, наоборот, больно, если не подоить. Только руки устали. Хочешь попробовать?
— Не знаю… — засомневался Тим. — Давай!
Он уселся на низкую табуретку. От коровы пахло сеном и теплой шкурой. Он протянул руки, примериваясь. Но тут Любка неторопливо отошла в сторону, качнув выменем. Тим на табуретке двинулся следом, но она снова отошла.
На пороге появилась Люба. Засмеялась. — Она не даст, боится мужского духу, непривычная. Доброе утро! Как спали?
— Отлично! — сказал Тим.
— И ты уже тут как тут! — Люба всплеснула руками. — На дежурстве! И весь в репьях! Ах ты, лядащий, да где ж тебя только носило?
Капитан издал новое утробное «гуфф» и сильнее замолотил хвостом…
Глава 12. Поиски смысла
Все великие открытия делаются по ошибке.
«
Тарнавская Виктория Алексеевна, жена Мережко Владимира Павловича. Дочь Татьяна Владимировна,
Татьяна Владимировна Мережко. Невыдержанна, неуравновешенна, скандалистка, пила, дралась, возможно, употребляла психотропные препараты. Приревновав, убила бойфренда. Дикая, по словам друга Эрика, цеплялась к людям на улице, лезла в драку. Убийца с психическими отклонениями; в данный момент под домашним арестом.
Поиск матери, Тарнавской Виктории Алексеевны, бросившей ее около двадцати лет назад, то есть когда ей было четыре.
Зачем? Одиночество? Безнадега? Мольба о помощи? Хочет посмотреть в глаза и спросить: за что? Или жажда мести? Жизнь не сложилась, нужно оправдаться и обвинить кого-то. Тогда опасно.
Что делать? Ввязаться? Найти человека несложно. Иногда несложно. А что дальше? А если дойдет до смертоубийства?
А может, ну его на фиг и все-таки в Непал?»
Добродеев внимательно прочитал вышеприведенный текст, поднял глаза на Монаха:
— Ты что, передумал?
Друзья сидели в уютном кафе в парке, в светло-зеленой тени громадной липы. Был жаркий полдень, в парке цвели сирень и жасмин, в воздухе жужжали пчелы, вдали сверкала река; Монах неторопливо потягивал пиво, а Леша Добродеев пил кофе, причем при каждом глотке страшно морщился, показывая всем своим видом, что парковый кофе не для такого гурмана, как он, Леша Добродеев. Монах поглядывал иронически, но от комментариев воздерживался — лень было. Кофе как кофе, средней паршивости и пахнет мокрой бумагой, иногда лучше, иногда хуже, и нечего тут делать козью морду великого гастронома. Не «Хилтон». Сам Монах был всеяден и, как правило, получал удовольствие от всякой еды и всякого напитка. Любо-дорого посмотреть, как он отправляет себе в рот полбутерброда и запивает пивом! Вид жующего Монаха способен вселись оптимизм даже в записного нытика и зануду. Почему? Да по той простой причине, что на уровне подсознания каждый из нас уверен, что толстый человек с хорошим аппетитом не способен подставить ножку или закатить подлянку; кроме того, общеизвестно, что вид довольной физиономии предпочтительнее физиономии хмурой кислой и недовольной.
— Мысли вслух, привычка все расставлять по порядку, Леша. Легче думается. Как, по-твоему, зачем эта Татьяна Мережко затеяла поиски? Дожила до почтенных лет и вдруг вспомнила, что у нее когда-то была мать. Что это, Леша? А если она снова схватится за нож? А? Имеешь что-нибудь сказать?