— Ха… Ты еще скажи — Морозов! — равнодушно отозвался тот.
— А что… Морозов?
— А ничего. Им подписать — плюнуть, а там сами разбирайтесь. Морозов вообще лепит подпись не глядя. Он себе смертный приговор так однажды утвердил. Ребята схохмили.
Сенчук выслушивал диалог ответственных лиц безучастно. Конверт, исчезнувший в столе высшего начальства, возносил его над суетой страстей мелкопоместных клерков, и их эмоции и выводы его не занимали.
Мизантроп снял трубку телефона и позвонил автору высочайшей резолюции. Высказал, поубавив, правда, возмущенной прыти, сомнения в правомерности кандидатуры претендента на ответственную должность.
В ответ — по местной, хорошо слышимой связи — раздался ревущий мат: чтобы срочно, чтобы без рассуждений, мать вашу перемать!
Сенчук с сочувственным видом смотрел на мизантропа, в чьей дрожащей руке хлопала по явно покрасневшему уху телефонная трубка.
Получив подтверждение в правильности резолюции, мизантроп, не глядя в сторону просителя, сказал каким-то неуверенным, жиденьким голосом:
— У вас, оказывается, серьезный морской опыт… Я не сразу понял…
— Да что там! — простодушно поддакнул Сенчук. — В наше лихолетье локатор держать надо востро! Вообще все антенны из себя выпустить! Любой бандит в капитаны может пролезть, а капитану и в паромщики не попасть! Вчера одного профессора видел, искусствоведа, сосисками на рынке торгует… Срамота!
— Предписание будет готово через час, — стесненно кашлянув, молвил мизантроп. — Да, кстати! Вы не знакомы с начальником экспедиции? Он тоже будет здесь через час. — Повернулся к прокисшему коллеге: — Пропуск ему заказал?
— Геннадий заказал. И ему, и переводчику, — донесся бескислородный ответ.
— Начальник экспедиции — пакистанец, — продолжил кадровик недовольным голосом. — Судно арендовано Гринписом. Предстоящая задача вам известна?
— Наше дело — рулить, — простецки отозвался Сенчук.
— Понятно…
— С капитаном вот большая проблема, — подал голос контуженный бюрократическим бытием грустный человек. — Прежнего на днях убили.
— Да я ж его знал! — воскликнул Сенчук. — Прямолинейный был старик, душа общества и корабля в целом!
— Вот и прикончили душу общества, — проскрипел унылый не без злорадства.
— Кто?!
— Шпана, вероятно, — покривился мизантроп. — Пырнули ножом в подъезде, взяли бумажник, ключи от машины… Машину угнали. Главное — машина-то старая, никому не нужна! Наверняка малолетки накуролесили!
— Их почерк, — глубокомысленно согласился Сенчук. — Что за жизнь пошла! Только головой и крути, разминай остеохондроз…
Через час он встретился с руководителем экспедиции — невзрачным молчаливым человечком в скромном костюмчике, с телосложением подростка и росточком, как определил про себя Сенчук, чуть выше сидящего кобеля. Голову будущего шефа украшала розовая чалма, похожая на ком сахарной ваты. Данный головной убор бесспорно указывал на принадлежность его носителя к последовательным приверженцам ислама.
Пакистанца сопровождал помощник-переводчик — мужчина лет сорока, с глубоко загорелым под тропическим явно солнцем лицом.
— Кальянраман, — представился восточный человек, тускло глядя на Сенчука безразличными, как у обкурившегося наркомана, глазами.
Ладонь его, как обнаружилось при рукопожатии, была иссохшей и вялой.
«Вобла с пересолом и та краше», — подумал Сенчук, почтительно наклоняя голову.
Переводчика-помощника звали Владимир Крохин.
Кадровики предоставили им крохотный пустующий кабинетик, где будущего старпома ознакомили с маршрутом экспедиционного судна: из Санкт-Петербурга «Скрябин» должен был проследовать в Норвежское море к координатам 73–43' 47'' северной широты и 13–15'54'' восточной долготы на место гибели АПЛ «Комсомолец», откуда, проведя необходимые научные мероприятия, предстояло переместиться к Бермудским островам, к АПЛ «К-219». После этого этапа экспедиции «Скрябин» швартовался в Нью-Йорке, команда отдыхала и готовилась к возвращению в порт приписки с попутным коммерческим грузом.
Сенчук, не преминувший заметить, что плавал на «Скрябине» не один год и знает судно досконально, беседу вел крайне корректно и доброжелательно, с обескураженностью, впрочем, отмечая, что никаких сколь-нибудь эмоциональных ответных реакций со стороны невозмутимого, как каменный истукан, мусульманина, не поступает, а помощник его, напротив, испытывает явное почтение к старому морскому волку, покладисто и предупредительно воспринимающему указания сухопутных дилетантов.
Глядя на Крохина, Сенчук размышлял: «С этим молодчиком забот не будет, он по случаю в колоду „шестеркой“ втесался, пускай и козырной… Мозги ему заметелю, что твоя цыганка мнительной барышне, через неделю скажу: раскрой рот, я тебе туда плюну — раскроет…»
— Простите, — вступила в разговор «шестерка», — если я правильно понимаю, то вы, Георгий Романович, хорошо знаете и администрацию порта, и таможенную службу?..
— Вопрос о содействии? — понятливо вскинул голову Сенчук. — Решим!
— Ну да… — вяло продолжил Крохин. — Вдруг всякие там проволочки…
«А вот уже пошла темнота!» — подумал Сенчук.