Ядерные материалы

— Выводы — не наша работа, — сказал Сенчук. — Наша начинается после них.

— Но если дело тухлое, то… приплыли, что ли? — произнес Прозоров растерянно. — Или наоборот — уплывать будем?

— Почему на жопе морщин нет, знаешь? — сказал старпом. — Потому что она не думает ни о чем и на все ей насрать! А у тебя весь лоб в бороздах… Ты же человек служивый и ко всякой там аппаратуре непричастен. Так вот и отдыхай, набирайся морского кислорода, его тут никто не перекроет, вентиль в руках божьих. — Вновь рассеянно посмотрел в сторону трапа, где началась новая перебранка — уже среди вздрюченной матросни. Пробормотал: — Они и на Страшном суде будут сквернословить и плеваться, прости, господи, их козлиную непосредственность.

— А что, если нам принять по пятьдесят грамм? — предложил Прозоров. — Я с собой хорошую бутылочку прихватил…

— С порядочным человеком, — сказал Сенчук, — и керосин в горло пролезет без запинки, навроде «Мадам Клико» какого-нибудь. Отчего ж! Прошу в мои апартаменты! — И он живо перемотал на катушку капроновую нить, олицетворяющую связь человека с природой.

Каюта старпома произвела на Прозорова изрядное впечатление своим простором, уютной мебелью и переборками, отделанными под красное дерево.

— Хорошо устроились! — не удержался он от реплики. — Как в городской квартире…

— Старости положен комфорт, — грустно ответил старпом. — А бока мои помнят уйму казарменных шконок, так что вполне заслужили чести понежиться на мягких подушках перед гробовой доской.

— Ну, предлагаю тост за здравие, — сказал Прозоров, поднимая рюмку. — В плавании, как понимаю, это основа основ!

— А я бы выпил за удачу, — сказал старпом. — Поскольку, как помнится, на «Титанике» никто не хворал.

— Странный здесь народец, — посетовал Прозоров, отправляя в рот дольку лимона и невольно кривясь. — Все замкнутые, каждый в себе…

— Публика не стоит рублика, — поддакнул Сенчук. — Матросы — сволочь; носороги ученые как клопы, в своей шарашке толкутся…

— А чего толкутся?

— Я не знаю, что делается в их логове, — сказал Сенчук. — Может, молятся своему мусульманскому богу, может, сосут кальяны…

— А вы, как мне сообщили в Москве, оказывается, раньше плавали на «Скрябине»? — невинным тоном спросил Прозоров. — Только вот не знаю, в каком именно качестве?

— В достославную социалистическую пору? Под трепещущим на соленых ветрах алым стягом с серпом и молотом? — ничуть не растерялся старпом. — Представьте, помощником капитана.

— У капитана много помощников, — сказал Прозоров, намекая таким образом на уточнение нумерации.

— Третьим, вторым… — неохотно поведал старпом.

— Но вторыми помощниками на таких судах, насколько мне известно, назначались специальные люди… — позволил себе подполковник некоторую бестактность.

— Речь, насколько понимаю, идет о КГБ? — дружелюбно спросил Сенчук.

— Ну, в общем, да…

— Эх! — произнес старпом горестно. — В ту пору, голубь мой, все люди специальные были, весь наш героический народ. И как бы кто ни кобенился, а все мы из этого КГБ родом!

— Почему же? — возразил Прозоров. — А всякие диссиденты-мечтатели?..

— Были такие, — кивнул Сенчук. — Так они же полезную функцию выполняли, дурачки. Клапанов и сапунов. Излишек пара и смазочного материала выпускали. А в итоге — за что боролись, на то и напоролись. Как маялись в дерьме и нищете, как скулили из подворотен, так в подворотнях и остались. Со всеми своими добровольными обязанностями. Только на сей раз — обеспечивающими непреклонность демократии. Вот кто уж — специальные люди! Они всякому строю недовольны. А есть и вообще вечные революционеры. Профессиональные, как лысый Ильич говорил. Им что в райских кущах, что на сковородке адовой — все неймется! И вновь продолжается бой… Про них песня. Таких вот товарищ Сталин, который свою пирамиду по строгим геометрическим чертежам выстраивал, в первую очередь и кокнул. Всех вычистил во имя спокойствия общества. Ему народ-солдат был нужен, а баламуты с их вечной ленинской революцией ни к чему. И кстати, коли о КГБ, то появился в ту пору у санитаров-чекистов значок на рукаве — змея и пересекающий ее меч. Знаешь, что означала змея? Гидру революции, как прочитал я в трудах одного знающего дело человека.

— А после — в сталинской пирамиде все начало тухнуть, пошли газы, возросло давление, и пришлось создавать систему клапанов, — продолжил Прозоров.

— Управляемых! — поднял палец Сенчук. — Один пусть постоянно сифонит, другой прикроем чуток, а третий захлопнем лет на десять… Не страна, а саксофон, да? — Он от души расхохотался.

Цинизм старого опера, прекрасно знающего, что почем в каждом жизненном явлении, к дальнейшей откровенности Прозорова не располагал, тем более чужой откровенностью его собеседник привык пользоваться как разменной монетой. И с красным знаменем на баррикадах он Сенчука не представлял, однако без труда видел его распорядителем на похоронах павших героев и, соответственно, наследником их славы и нереализованных привилегий.

В дверь постучали.

Старпом неторопливо приподнялся, бутылку со стола убирать не стал и открыл замок.