Шорох материи заставил открыть глаза: Шерлок выпутывался из держащихся на щиколотках пижамных штанов. Что ж, по крайне мере, не только Джона все происходившее захватило настолько, что мысль раздеться до конца совершенно вылетела из головы. Шерлок смял пижаму в плотный комок, вытер дорогим хлопком себя и Джона, а затем отшвырнул ее прочь.
Солнечный свет все еще струился сквозь окно, но Джон и не думал о том, чтобы покинуть кровать. Хотелось свернуться калачиком и заснуть рядом с Шерлоком; а тот быстрым движением укрыл их обоих, показывая, что желание это взаимно.
Обжигающий огонь желания затих, уменьшившись до состояния подспудно тлеющих углей. Они придвинулись друг к другу, переплетая ноги и расслабленно обнимаясь. Поцелуи стали неторопливей и мягче, но все равно от них невозможно было оторваться, и оба ласково гладили друг друга плавными и нежными прикосновениями.
Там, за окном, все так же куда-то спешил и гудел Лондон, но Джону не было до этого решительно никакого дела. Сейчас весь его мир был рядом, и он не собирался никуда его отпускать.
____________________________
Примечания переводчиков:
* Анданте (итал. Andante) — музыкальный термин, происходящий от итальянского глагола «andante», означающего в переводе «идти». В музыке им обозначают скорость, с которой должно воспроизводиться музыкальное произведение, соответствует темпу в диапазоне от 76 до 108 ударов в минуту.
========== Глава 13: Алкионовы дни: момент безмятежности ==========
Блаженство.
До этого момента Шерлок никогда не давал себе труда задуматься о подобном состоянии. Если бы к нему пристали с вопросом, он бы ответил, что сомневается в его существовании: истинная радость, полная умиротворенность – все это вещи недостижимые. Однако сейчас, в объятиях Джона, он осознал свою ошибку. Оказывается, дело не в том, чтобы мир был создан заново: чистый, безупречный и правильный, а в обретении своего места в существующей испорченной и запятнанной реальности; того, где все его собственные шероховатые грани и затененные впадины впишутся идеально в пространство и время.
И никогда в жизни он не чувствовал себя более цельным, чем здесь, в этой постели, где бросились в пламя они с Джоном.
Это был оазис спокойствия – краткая передышка в их жизни. Сейчас зов Работы молчал, гонка и скачка разума Шерлока затормозилась, если не остановилась совсем. На небо наползала ночь. Лондонские фонари раскрашивали темноту в охряные и синие тона под невидимыми звездами. Из-за окон по-прежнему доносился шум: непрекращающийся пульс города, но и он стал тише, гармонируя с покоем, что окутал кровать.
Их кровать.
Эта мысль, неожиданная в своем великолепии, заставила Шерлока улыбнуться. Может быть другие пары, только вступившие в отношения, не стали бы так торопиться стирать линию между двумя отдельными личностями и тем единым целым, что непостижимым образом превращается в «нас». Шерлок никогда не считал, что подобное партнерство может появиться в его жизни или что он вообще будет к нему стремиться, но теперь невозможно было даже помыслить об ином: они с Джоном иногда вступают в интимную близость и ничего более.
Нет, для них такой вариант не подойдет. Даже если бы Шерлок не был уверен в своем собственном мнении на этот счет, точку зрения Джона он знал наверняка. «Все или ничего» - было единственным возможным сценарием, и Шерлок никогда не уклонялся от вызова.
Да, именно это слово и стоило употребить: вызов. Романтические отношения для него не будут легкими даже с Джоном, но в самой идее было нечто, вызывающее трепет, будоражащее кровь возбуждение. Он понимал, что будет сложно, временами – мучительно, потребует много усилий, но за всем этим всегда будет присутствовать невысказанное осознание, что, без сомнения, радость перевесит огорчения.
С тихим вздохом Шерлок наклонил голову, прижавшись лбом к разглаженному сном лбу Джона, чувствуя, как по телу лениво растекается удовлетворенное расслабление. То, что Джон может вдохновить его на это – на подобную безмятежность внутри – было одновременно и неожиданно и все же неудивительно. Над ним не маячило ничего срочного или требующего немедленного внимания, и он был абсолютно свободен плавать в мелкой воде дремоты, погружаясь в океан сна и вновь выныривая на поверхность.
Он не мог определить, когда обсидиановые тени Бейкер-стрит расплылись перед его взором, но теплое прикосновение солнечного света к коже заставило открыть глаза и увидеть совсем другое место.