Ядовитый апельсин

– Ну, как же! Нина Вострякова, мы с ней в школе учились. Нина, приёмная дочь. Ну, как приёмная – от другого брака она была, но Ивасик её как родную воспитывал. Ивасика-то хоть помнишь? Он приезжал к отцу, ты тогда маленький был. Хотя, да, тебе тогда было года три, ты, наверное, вряд ли его помнишь…

В родственниках Игорь путался. Фамилия Востряковых была ему смутно знакома, но он понятия не имел, кем они ему приходятся и по какой линии. А кто такой Ивасик Игорь не знал совершенно. Ёлки-палки, всё это было очень сложно, и Игорь понимал только суть. Что называется, в общих чертах.

– Не знаю, кто он ей, – вернулась тёть Света к теме похорон, – брат её деда что ли? Или сын брата отца…

– Сын брата отца – это племянник.

– Нет, – замотала головой тёть Света, – племянник разве может быть старше? Старик совсем был. А, какая разница! – махнула она рукой, – умер и умер.

Игорь хотел было пошутить, но прикусил язык. Действительно: умер старый человек, что с того?

– Тёть Свет, а в больнице вы маму один раз навещали?

– Да. Хотела съездить ещё раз, после того случая, но Люда сказала не приезжать – у них там такая суета была. А я-то для неё пирожков хотела напечь, а говорят, теперь ничего приносить нельзя.

– Нельзя, – подтвердил Игорь.

– Ну, так я с пустыми руками тогда съезжу. Завтра уже, наверное. Пенсию получу с утра, и после обеда поеду. Пенсия у меня, по нашим меркам-то, неплохая. Другие вон вообще по две тысячи получают. А я и пораньше вышла и… А!, – она махнула рукой, – тяжелый труд такой на фабрике, ты даже не знаешь, всё здоровье угробила, и ещё радоваться должна. Думала, на пенсии поживу, а на пенсии и помирать будешь в долг. Да что уж теперь вздыхать-то.

– А когда в тот раз в больнице были, ничего подозрительного не заметили? – попытался вернуть разговор в нужное русло Игорь.

– Игорь, я тебе честно скажу: мне там подозрительным всё показалось. Людочка бледная была, и женщины у неё в палате не лучше. Ну, так они болеют, правда? Это же больница, там всегда что-то удручающее есть.

– В каком смысле удручающее?

– Ну, все эти запахи больничные, люди страдающие – что там можно необычного заметить? Там всё в своём роде необычное, нездоровое.

Игорь обошел три магазина, чтобы найти литровую бутылку воды. Он проклял всё на свете, но пошёл на принцип. Наконец, с бутылкой под мышкой, галетами в одном рукаве и крекерами в другом, Игорь вошёл в больницу. Мама дожидалась его в коридоре, заговорщицки улыбнулась, взяла под локоток и они пошли в сторону конспиративного дивана, спрятанного за цветами.

– Игорёк, ты знаешь, я тут решила, мне пора домой.

– В смысле, мам?

– Ну, не могу уже. Неделю тут лежу – надоело! Чувствую я себя хорошо, что мне тут делать? Устала я, Игорь, я всё-таки не девочка уже, я домой хочу. Чтобы тушить свет не в девять вечера по отбою, а когда я сама решу. В ванной полежать хочу. Поесть нормально, не переживая, что в этой еде снова может что-то оказаться. Ты же меня понимаешь?

– Ёлки-палки, мам! Конечно, я тебя понимаю. Но, во-первых, ты тут лежишь меньше недели. А во-вторых, тут сейчас самое безопасное место, – повторил он слова Костика.

Мама обиженно поджала губы.

– Всё равно я с врачом сегодня поговорю.

– Поговори. Но я думаю, он тебя не отпустит. И я тоже против: тут охрана, тут врачи, а дома что? А если ещё одно покушение, что тогда?

Он благоразумно решил умолчать о найденном волосе, а мама отвернулась, давая понять, что тема исчерпана. Игорь воспользовался паузой и достал письмо с профилем Ленина на конверте.

– Мам, я когда убирался, нашел вот у тебя в альбоме. Кто это?

Мама вынула фотографию и заулыбалась.

– А это! Саша Беляев, Конкиной ухажер, представляешь? Я-то и не знала.

– В смысле?

– В прямом. Ходила я на танцы, познакомилась там с Александром, – умышленно ли, случайно, она ткнула ногтем в фотографию и попала ровно Александру в глаз, – высокий, красивый, – она помахала фотографией, – влюбился в меня. Ну, мы с ним то в кино, то в кафе-мороженое, а потом оказывается, что у него подруга всё это время была. Я случайно потом узнала. Она на танцы не пришла, заболела, а он пришел и со мной познакомился. Получается, я его вроде как увела.

– И?

– И ничего. У нас с ним ничего такого не было. Ну, гуляли, в кино ходили, за ручку держались, но он, знаешь, такой немного специфический в общении был. Навязчивый, я бы сказала. Его всегда было слишком много. И ему сложно было возражать. Бывало, знаешь, ляпну, что я по-другому считаю, так он аж желчью весь изойдет. Так и не скажешь, с виду такой красавец, а неприятно. А потом он уплыл, вот письмо прислал. А я с папой познакомилась и замуж вышла. Потом встретила его случайно, с кольцом на пальце уже была, а он меня не узнал даже, представляешь?

– Так. А при чем тут Конкина?

– А Конкина же после ресторана у меня спать осталась. А мы с девочками фотографии стали старые смотреть и письмо это вдруг выпало. Я его года два назад нашла в старых коробках, в альбом положила. Там ещё фотографии были, я их в ящик убрала. Хотела разложить красиво все, да руки не доходили.

– И?