Ядовитый соблазн (СИ)

Эмилия сидела, напряженная, лицом к двери, держась за рукоять кочерги, будучи готовой вытащить её из пламени и ткнуть раскалённым концом в ублюдков, если им удастся справиться с хозяином домика. Ничего хорошего в таком случае её не ждёт, и к горлу подкатывала противная тошнота вместе со страхом. Минуты протекали в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров в огне, медленно, одна за другой. Она не могла сказать, сколько прошло времени: час или несколько минут прежде чем в отдалении громыхнуло пару выстрелов, а следом за прозвучавшими выстрелами вновь стало тихо. Только тяжелые шаги становились всё ближе и ближе, ещё секунда и кто-то войдёт внутрь. Сердце колотилось с запредельной скоростью, а перед глазами всё плыло, рука стискивала рукоять кочерги изо всех сил, когда дверь распахнулась. И на пороге показался он: всё тот же хозяин домика, живой и невредимый.

— Я надеюсь, ты не собираешься использовать это против меня, — мужчина прошёл внутрь и приставил ружьё к стене, запер дверь изнутри на массивную щеколду. Тревога и страх схлынули, уступив место тому апатичному, обессиленному состоянию, в котором она пребывала до пробуждения. И несмотря ни близость огня и сухую одежду её продолжало лихорадить. Она вновь свернулась у огня, закрывая глаза, чувствуя слабость, наполнившую собой всё её тело. Мужчина тем временем плескался водой и громыхал посудой позади, потом подошёл, поставив перед ней миску с мясом и грубым хлебом:

— Ешь.

Она ничего не ответила, продолжая лежать без движения.

— Ешь, — повторил мужчина и подтолкнул миску ближе к ней.

— Не хочется, — еле слышно вымолвила Эмилия, отодвигая миску прочь, чувствуя, как от запаха варёного мяса и хлеба к горлу подкатывает тошнота.

Мужчина отошёл внутрь домика и вновь воцарилась тишина, нарушаемая только редкими звуками: лязгал металл о стекло и слышалось поскрипывание деревянного стола. Мужчина вновь приблизился к ней и присел на корточки, поднося к губам девушки флягу с вином.

— Когда ты ела последний раз?

Какая разница, почему он спрашивает её о подобной ерунде, но в голове уже начали роиться мысли, выдавая ответ:

— Сутки или двое суток назад, — она умолчала о том, что это была всего лишь чёрствая, местами плесневелая корка хлеба и чашка холодной бурды, навевавшей мысли о корме для скота.

— Пей, — подтолкнул мужчина к её губам флягу.

Она едва смогла приподнять голову, казавшуюся тяжелой, и помотала ею из стороны в сторону, отказываясь от предложенного. Ей хотелось одного — лежать без движения, провалившись в спасительные объятия сна, который то подступал к краешку сознания, то испуганно бросался на попятную.

— Пей, — повторил мужчина и, нажав сильными пальцами на челюсть, заставил её приоткрыть рот, вливая в него вина. Первые капли вина послушно скользнули по глотке, но следом за этим её организм воспротивился и она закашлялась, не в силах сделать более ни одного глотка. Красная жидкость хлынула обратно, пятная руки мужчины. Эмилия откинулась на шкуру, а в голове успела пронестись мысль: какое наказание ждёт её за ослушание. Она попыталась выдавить какие-то жалкие слова из себя, но не смогла прошептать ни одного слова. Тёмный, деревянный потолок комнаты стремительно вертелся перед глазами, вызывая тошноту и головокружение, погружая в липкое беспамятство. Голос мужчины, произносивший какие-то слова доносился издалека, словно приглушённый толщей воды. И само его лицо то приближалось, то удалялось от неё. Кажется, она успела разобрать только как он, тряся её за плечи, встревожено пытается до неё докричаться:

— Эмилия! Эмилия… Эмии…

Странно, и откуда ему известно её имя?

* * *

Эмилия выныривала на поверхность реальность лишь изредка, утопая большую часть времени в тисках горячечного бреда и галлюцинаций, вызванного им. Ей казалось, что деревянные своды небольшого охотничьего домика то расширяются ввысь, становясь беспросветно чёрными и высокими, то вдруг опять сжимаются, видоизменяясь. Изменились даже звуки, изредка пробивающиеся до её слуха. Они стали более гулкими и громкими, словно эхо в каменных пещерах… Кто-то усердно обтирал её лицо тряпицей, смоченной в прохладной воде, и усердно вливал в рот ей мерзкие на вкус микстуры, а затем зажимал нос и рот, чтобы она не выплюнула предложенное. Лица без примет, странные голоса… Бред, бред и галлюцинации…