Читаем Ядро ореха. Распад ядра полностью

Игорь Виноградов любит прямую. В системе соотносимых моральных ценностей на положительном полюсе у него — прямая и ясная правда, на отрицательном… ложь, разумеется, если говорить о последней формуле. Если же вслед за Виноградовым идти к отрицательному полюсу сквозь гущу материала, то эта самая «ложь» будет являться отнюдь не только в своей элементарно простой форме. В статье «О современном герое», где речь идет о молодых прозаиках и о том, сумеют ли они «научиться самостоятельно размышлять, анализировать, делать выводы», главной опасностью И. Виноградову кажутся: «доктринерство, начетничество, окостенелость мысли, слепая вера в истинность того, что не осознано самостоятельно», — то есть не только прямая ложь, а и слепая доверчивость. В статье «По поводу одной «вечной темы», где речь идет о необходимости трезво смотреть на распадающиеся семейные связи, зло формулируется как «ханжеская мораль», как «унизительная нечестность», как «покой» и «блаженство» обмана, которому противопоставлены в любви жесткая прямота и здоровая естественность. В статье «Философский роман Лермонтова» «печоринский скепсис», к радости критика, «начисто исключает возможность идиллии», взрывает «романтические иллюзии», освобождает «от всякого идеальничанья, демагогии, фальшивой приподнятости и взвинченности», освобождает от «добреньких иллюзий гуманизма» и «романтической экзальтации».

Я не буду пока что вдаваться в существо оценок. Я пока что просто регистратор: меня интересует, так сказать, шкала ценностей, которая сама по себе ни плоха, ни хороша. Всякая мечтательность кажется Виноградову наивным прекраснодушием, всякая склонность к идеальному состоянию духа — отвратительным «идеальничаньем», всякий нерассчитанный порыв — натянутой экзальтацией. «Реальный человек» знает бытие лишь в форме войны, схватки, борьбы, и потому «всякий практический «нейтралитет» в этой борьбе есть объективно равнодушие…» Прочтите с этой точки зрения книгу И. Виноградова «В ответе у времени» (М., 1966) о деревенской теме в нашей прозе: вот где замечательная верность самому себе, вот где полная последовательность эмоциональных импульсов, и вот где железная твердость! Жесткий ясный свет лучше любого компромисса, объективный закон сильнее субъективного желания, универсальная организация надежней частных попыток того или иного «хорошего председателя» выкарабкаться из прорыва. Вы видите, что «ложь» — лишь последняя формулировка отрицательных эмоций Реального Человека, а по существу-то они работают на всех уровнях, и там, где самообман, и там, где компромисс, и там, где слабость и неуверенность, и там, где просто наивность.

__

Слово «идеалист» я буду ниже употреблять не в немецкой философско-терминологической традиции, а в русской, психологической, — в том смысле, в каком называли идеалистами, например, русских независимо настроенных интеллигентов 30-х годов XIX века. (Л. А.)


Всему этому вееру золотых снов Игорь Виноградов противопоставляет последовательнейшую систему положительных ценностей, пронизанную его излюбленным единым понятием: трезвостью.

Трезвость — в чисто человеческом аспекте. В теоретическом аспекте ей эквивалентно другое понятие: аналитизм. Художественная литература есть исследование жизни. Не просветление души, не выявление смысла бытия и даже не воспитание человека — эти слова у Виноградова или случайны, или вовсе отсутствуют. Исследование жизни — вот четкий и главный признак. Еще четче: верное исследование жизни. Шаг в сторону — уже отступление, и этот первый шаг — неверное исследование жизни. А дальше — только вниз, вниз, в туман «отвратительного и катастрофичного идеальничанья».

Характер пишущего, особенно столь резкий характер, как у И. Виноградова, выявляется на любой мелочи. Не буду занимать читателя прочими подробностями, но вот, скажем, такая: припоминаются ему любимые литературные герои, — я имею в виду не предмет разговора в той или иной виноградовской статье, а именно те беглые и попутные перечни, которые носят необязательный характер и лучше выдают засевшие с детства симпатии. Вот один из таких перечней у Виноградова, совершенно орнаментальный и тем более показательный: «… Базаровы и Рахметовы, Волгины и Инсаровы…» Вот так, один между делом вспомнит Наташу Ростову или Татьяну Ларину, другой Челкаша или Данко, третий молодого Вертера или старого дядюшку Римуса. Игорь Виноградов последователен и здесь. Больше того, его вкусы не просто вкусы, а осознанное следование определенной этической традиции русской литературы. Еще больше — это развитие определенной философской концепции. Игорь Виноградов неспроста называет своего человека реальным, за его плечами — вековая традиция российского разночинского восхождения, за его плечами — писаревские «Реалисты»!

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное