Яик уходит в море

Его подмывало вскочить, побежать по городу, подобрав полы подрясника, беззастенчиво заглядывать в окна домов, опрашивать каждого встречного и во что бы то ни стало узнать, где Луша. Теперь, может быть, сегодня решается его и ее судьба. Попу представилось, что он сейчас мельком видел Лушу на улице среди толпы, — ведь чуть ли не в каждой женщине он видел, искал, хотел найти Лушу. Она шла с молодым казаком. Она долго жила в Уральске и мало ли кто ее мог встретить. Попу казалось, что все мужчины пристально всматриваются в ее открытые губы, жадно перехватывают ее взгляд. Зачем она такая со своей беззащитно обнаженной красотою? И как хорошо, как мучительно хорошо, что она именно такая! Только пусть она всегда будет с ним и только с ним, Кириллом. Как прост и ясен мир, как спокойно на сердце, когда она с ним и вокруг никого нет. Кирилл знает, что Вязниковцев сейчас в Уральске. В поселке поп к нему относился равнодушно, здесь же в городе, где люди свободнее, бесстыднее, смелее, где богатство имеет большой вес, он вдруг стал опасаться казака. Ради такой женщины, как Луша, каждый из мужчин пойдет на все: на муки, на подвиг, на самые тягчайшие страдания, на преступление…

О, как беспощадно человеческое воображение! Шальнов не обратил внимания, что Ипатий Ипатьевич оборвал начатый разговор и ушел из горницы. Чего только ни рисовалось сейчас попу! Луша стоит в номере гостиницы у Вязниковцева и примеряет перед зеркалом белый сарафан. К ней, к ее обнаженным плечам склонился Григорий Стахеевич. Женщина в белом кажется голой. И Луша — совсем чужая. Она сейчас, вот именно в эту минуту, становится чужой. Шальнов стонал от боли и злобы. Он почти бредил наяву. Ему уже чудилось, что вот там за окном, у кизяков стоит Луша и улыбается другому мужчине женственно и беспомощно — сияет своей единственной улыбкой, какой улыбалась ему в минуты ласк.

Поп с грохотом уронил стул на пол. Не простившись ни с кем, не заглянув к сыну, выскочил на крыльцо.

Над землей густо и высоко лежала темнота. Ничего не видно после комнатного света. Но сколько звезд вверху! Они величаво плывут по синему водоему неба. Одни из них совсем близко от земли, сияют ярко.

Другие лежат очень высоко, на глубоком дне воздушного моря, покрыты сизой дымкой, и так они далеки, что кружится голова от этой страшной для человека бесконечности. Едва заметно мерцание некоторых из них. Кажется, вот-вот они погаснут, захлебнутся синью. Может быть, их уже нет? Кирилл знал, что свет иных звезд летит до земли тысячи лет. Многие из них за это время погасли. Это лишь отражения, призраки светил. А сам-то ты, Кирилл, рыжий, высокий, жадный — ты даже тени своей не оставишь на земле… Вот разве Алеша будет твоим призраком… Нет, Алеша будет лучше. Он ни за что не станет убийцей. О, как хочется жить, как страстно хочется воплотить себя в детях! Алеша вывихнул ногу. Это ничего. Все проходит. «И это пройдет…», — сказал царь Соломон. Надо крепкую и надежную, множественную поруку оставить за себя на земле… Ведь вот, еще два десятка лет — и он станет стариком, выпадут зубы, поседеют и поредеют волосы. Черные железные ворота ждут его в будущем. Они захлопнутся наглухо, навечно. Навсегда! Какие там к черту рай, бог, добро? Это даже не призраки и не тени. Есть земля, тело, страсть, кровь, трава, звери, люди, женщины, солнце — и больше ничего! Надо по-звериному бороться за свое счастье и не гоняться за привидениями.

Луша издали заметила Кирилла и узнала его по взлохмаченной голове, — по грузной фигуре. Шляпу он по ночам почему-то всегда носил в руке.

Поп, еще не видя Луши, почуял, что это она приближается к нему со стороны реки, что ее это шуршанье ног по земле, такое мягкое, и равномерное. Шальнов горячо обрадовался ей и еще больше обозлился. Не может быть, чтобы она ходила по пустырю одна.

Минуту они стояли; друг перед другом молча. Каждому были слышны не только дыхание другого, но, казалось, и мысли одного были ощутимы и видны другому, как черные узорные нетопыри, кружившиеся над крыльцом. Луша чувствовала, с каким трудом сдерживает он свой гнев.

— Ну!.. Рассказывай все, все до ка… капли! Не лги! Я все видел.

Поп ничего не видел, но он почти не сомневался, что говорит правду и что он знает все — вот только пусть она расскажет ему подробности. Луша поверила ему, и все-таки у ней не хватило сил, чтобы сразу сказать, что она была с Вязниковцевым.

— Постой! Не цапай на багор без крюка. Что ты видел?

— Все видел. Как вы л… лапались с ним. Все. Не лги, не лги, говорю тебе!

— Не лапалась я. Он сам полез. Я его прогнала.

До этого мгновения Кирилл еще надеялся и страстно хотел, чтобы она поклялась, что была одна. С какой охотою он поверил бы ей. Теперь он был взбешен до последней степени. Глаза его налились кровью, он задыхался и дрожал всем телом. Ему показалось, что кто-то схватил его за горло. Неужели же во всем мире не найти души, которая умела бы любить и оставаться верной?

Кирилл наклонился к Луше совсем близко.

— Так выходит это правда? К… ккак же ты смела… подлая тварь!