«Як» — истребитель. Чужая судьба

На четвертом витке виража Саблин начал уверенно побеждать, заходя врагу в хвост. Судя по всему, немецкому летчику это не понравилось – за его истребителем вдруг потянулся дымный след форсажа, и «Мессершмитт», выйдя из виража, полетел прямо. Виктор обрадовался – тот сам подставил ему хвост, и очередная победа была почти что в кармане. Он смахнул заливающий глаза пот и впился взглядом в чужой хвост, прикидывая расстояние и молясь, чтобы враг не удрал пикированием. Немец удирать не собирался, вместо этого он начал набирать высоту. Это был подарок судьбы, Виктор сразу потянул следом, мысленно представляя, как снаряды ударят в зависшего без скорости противника. Он склонился перед прицелом, стараясь довернуть еще чуть-чуть, совсем немного, но «мессер» как заколдованный уходил выше, выше, а «Як» почему-то не вытягивал. Неожиданно истребитель затрясся, словно в лихорадке, и резко сорвался в штопор, увлеченный преследованием Саблин не заметил, как потерял скорость. Пытаясь управиться со штопорящим истребителем, он не увидел, как немецкий летчик положил «мессера» на крыло и свалился на него сверху. Все произошло очень быстро. Виктор едва остановил вращение машины, как несколько жестких ударов сотрясли самолет. Законцовка левого крыла превратилась в лохмотья, и «Як» снова сорвался вниз, кружа, словно сорванный ветром лист.

Из штопора он вышел низко, едва не зацепив винтом при просадке степь и подняв с земли тучу пыли. Скорее всего, эта пыль его и спасла. Враг, видимо, принял ее за дым упавшего самолета и не стал добивать подраненного противника, уйдя куда-то в сторону. Это было весьма кстати, подбитый «Як» норовил свалиться на дырявое крыло, и у него появилась очень неприятная поперечная раскачка. Рация молчала, видимо, поврежденная, в простреленный фонарь кабины задувал ветер. Однако самолет летел, послушно набирал высоту, и Виктор, мысленно перекрестившись, повернул в сторону аэродрома. Воздушный бой вверху уже окончился, там осталась четверка наших истребителей и столько же «мессеров» в стороне. Было очень интересно, почему наших осталось только четверо, и куда делся пятый, но это интерес был скорее праздный. Узнать это сейчас было невозможно.

«Юнкерсов» он обнаружил, можно сказать, случайно. Набирая над переправой высоту, Виктор увидел, как из-под крыла вынырнули три серые тени с белыми крестами на крыльях – бомбардировщики «Ю-87». Они шли невысоко, на высоте около километра, и, видимо, остались невидимы для остальных наших летчиков. Возможно, это была часть разогнанной ими группы, возможно, новая. Но тем не менее три бомбардировщика летели прямо к переправе, и помешать им особо было некому. Разве что огонь нескольких уцелевших после бомбежек зениток, но смогут ли они сорвать атаку звена вражеских пикировщиков – еще неизвестно.

Он с надеждой огляделся, но охотников подраться с тройкой бомбардировщиков не находилось. Однополчане снова ввязались в карусель боя с «мессерами», а других самолетов в небе видно не было. Лишь далеко на северо-западе мелькали какие-то далекие точки – пылинки, но очень уж далеко, да и скорее всего это были уходящие немецкие самолеты.

«Юнкерсы» летели очень удобно для атаки – почти под ним, метров на пятьсот ниже, и Виктор решился. Плавно опустив нос, он принялся пикировать на вражеские самолеты, ловя в прицел ведущего. Стрелки на бомбардировщиках не дремали, и стволы пулеметов засверкали злыми длинными вспышками огней, и в сторону Виктора потянулись разноцветные пунктиры пулеметных пуль. Он не оставался в долгу, несмотря на тряску и частые попадания, его трассы тоже несколько раз утыкались в головной бомбардировщик, вырывая куски обшивки при пушечных попаданиях.

Пушка перестала стрелять, когда до бомбардировщика оставалось метров пятьдесят. Виктор потянул было ручку от себя, стараясь уклониться и пройти за хвостом атакуемого самолета, но в эту секунду взорвался прицел. Что-то острое впилось ему в лицо, обжигая глаза, и он закричал от резкой боли и задергался в кабине. Самолет вдруг весь содрогнулся, двигатель заскрежетал предсмертным хрипом умирающего железа, и истребитель начал трястись. Тряска была такая, что казалось, потрескаются зубы. Виктор заполошно тыкался в кабине, не видя ничего, глаза горели адским огнем. Он попробовал было открыть фонарь, но тот не поддавался, заклиненный. Понимая, что жить осталось всего несколько секунд, он машинально нащупал ручку управления и потянул ее на себя, чувствуя, как перегрузка придавливает к сиденью. Самолет стал выравниваться. Он так тянул, пока не понял, что истребитель перестал падать и теперь летит прямо. Он понял это буквально задницей, по поведению машины, по отсутствию перегрузок и по всему, что может понять слепой летчик. Мотор все еще скрипел, надсадно и противно, и было обидно умирать вот так, слепым, в трясущемся самолете под душераздирающий скрежет умирающего двигателя.