«Як» — истребитель. Чужая судьба

Виктору было не до танцев. Во-первых, он толком и не умел, во-вторых, разнылась нога. Ее всегда крутило на непогоду, однако, судя по болевым ощущениям, на завтра ожидался не просто дождь, а град с камнями и ураган с вьюгой одновременно. Он расселся на лавочке и, потягивая папиросу, наблюдал за танцующими. Ему было хорошо: в такой позе нога болела не так сильно, в желудке плескалось почти триста грамм водки, и жизнь в целом была неплоха. Алкоголь настраивал на лирический лад, хотелось чего-нибудь хорошего, красивого. Из красивого в сарае были только танцующие пары, на них он и пялился. Таких, как он, сидящих по лавкам вдоль стен, было чуть ли не половина полка.

– Товарищ лейтенант, а можно вас? – подошла к нему Майя. В глубине ее черных глаз таилась скрытая до поры насмешка.

– Сыпь сюда, – Виктор хлопнул по лавке рядом, – посидим, покурим…

Он думал, что она что-нибудь съязвит и уйдет, но та плюхнулась рядом и с вызовом посмотрела на него.

– Ну, – сказала она, – папиросы где? Летчицкие давай, раз покурить предложил. Не буду же я махрой травиться…

– Так чего наш герой не пляшет? – сделав первую затяжку, спросила Майя. – Хорошо-то как, а то махра уже в печенках сидит.

– Старый я уже, – засмеялся Виктор, – в наше время такое не плясали. Был бы тут какой-нибудь «Марлезонский балет» или там «Мазурка» с «Полонезом».

Майя шутку оценила, хихикнула.

– Ну а если серьезно? – спросила она. – Пойдем, потанцуем. Просто.

– Да не умею я, – расстроился он.

– Да ладно, – она вдруг прильнула к нему, коснулась губами уха, прошептала, – пойдем. Или ты меня боишься?

Или Виктор был пьян, или из-за первой причины, но плясалось удивительно легко и весело. Он кружился с Майей, все движения получались точными и умелыми. Это было прекрасно, хотелось, чтобы это вращение теней никогда не прекращалось. Потом как-то незаметно танцы кончились, вокруг оказалась ночь – полк шел спать. Майя вела его за руку, рядом шли такие же пары, слышались перешептывания, смех, веселье. Она потянула его за руку в какой-то переулок, они замерли в тени забора. Мимо в каком-то десятке шагов проходили люди, но их не замечали.

– Давай покурим, – сказала она, – до поверки еще полчаса, не хочу в этом курятнике сидеть.

Они закурили. Майя смотрела на него снизу вверх оценивающим взглядом, чему-то улыбаясь, потом вдруг тихо спросила:

– У тебя шелк есть? Ты ведь немцев сбивал, у нас падали. Неужели не осталось ничего?

– Так это когда было? – улыбнулся он. – Вспомнила! У нас только один упал, тот, что сейчас на аэродроме валяется. Но до него поздно добрались, там пехотинцы и местные выгребли все. Говорят, летчика в одном исподнем оставили. Наши пытались разыскать что-то, но без толку.

– Плохо, – погрустнела Майя, потом вдруг стрельнула на него глазами, спросила: – А что у тебя с Танькой было? Рассказал бы. А то бабы плетут языками такое, что на голову не натянешь. Ах, – подражая кому-то, жеманничая, сказала она, – такая красивая история, словно в старинном романе. Он как рыцарь, весь в ранах, а она уже с другим…. – Майя захихикала. – Сказать, кто твои поклонницы? Уже есть пара дурех, что на тебя спокойно глядеть не могут…

– Не надо.

– И правильно, – она снова засмеялась, – а то ведь я совру – недорого возьму.

Она отвернулась, вглядываясь в темень переулка. Улица стихла, лишь неподалеку в тени сарая раздавался приглушенный шепот и слышалось боязливое хихиканье, да вдалеке все еще доносился смех и веселые голоса.

– Чудной ты какой-то, – сказала она, – или действительно до сих пор эту рыжую любишь?

– При чем здесь Таня? – Он чуть приобнял ее сзади, потрогал обтянутый шинелью толстый зад. – Я к ней уже никак не отношусь.

– Ты что, решил доставить мне тридцать три удовольствия прямо сейчас? – тихо засмеялась она. – Ну валяй, – Майя подобрала полы шинели, – разрешаю пощупать!

Виктора такое отношение слегка ошарашило, но отказываться от дармовщины он не стал. Городишко затихал, лишь все еще шумели у бараков, да притаившиеся в темноте у сарая соседи вовсю развлекались поцелуями. Попа у Майи, на его взгляд, оказалась чересчур большой. Но эта толстая и мягкая задница манила своей близостью и доступностью, сразу задвинув Саратов куда-то очень далеко.

– Ты не ерзай, – Майя развеселилась, – не ерзай. Ладно, побаловался и хватит. Хватит, а то сейчас закричу! Вот так. – Она выскользнула и принялась застегивать одежду. Глаза ее были полны ехидства. – Понравилось? – Майя хитро улыбнулась. – Хочешь? – Улыбка и ехидство медленно сползли с ее лица. Она стала строгой и серьезной.

– Хочу, – хрипло ответил он.

– Шелк нужен, – обольстительно улыбнулась она. – Найдешь шелк, – шепнула Майя, – мне приноси. Я отблагодарю.

– А если не за шелк?

– Не терпится? – Она снова улыбнулась и медленно покачала головой. – Дурных нет. Я свое сказала.

Виктор подумал, что реклама в Советском Союзе все-таки была и что неплохо бы обзавестись куском трофейного парашюта. Так, на всякий случай. Из темноты сарая донеслось рассерженное шипение и злое невнятное бормотание. Майя прислушалась, довольно усмехнулась: