Якорей не бросать

— Зависимость от океана мы только начинаем понимать, — продолжает свою мысль Алексей Алексеевич. — И погода от него зависит, и пропитание, и половину кислорода он нам дает — жизнь практически. Отношение к океану надо менять. Но, к сожалению, неразумное использование и разрушение морской среды ускоряется. Вы знаете, сколько судов в море?

— Нет.

— Около ста тысяч. И это только гражданских — рыболовных, транспортных, пассажирских. И никто не знает сколько военных... И все промывают топливные танки, сбрасывают балластные воды, несмотря на запреты и конвенции. Океан катастрофически быстро загрязняется. А подводные цистерны с топливом, которые тоже не вечны и могут разрушаться, терпеть бедствия. А бурение нефтяных скважин! А подводные нефтепроводы! А что будет, когда начнется промышленная добыча ископаемых со дна моря! Какое глобальное будет загрязнение! Это только на бумаге все хорошо и безопасно для океана. Ученые бьют тревогу, что такое бездумное отношение может изменить среду океана совершенно в непредсказуемом и опасном направлении и что мы уже стоим на грани катастрофы.

Позднее все, что сказал мне русский капитан, я найду в словах президента Мексики, произнесенных им в июне 1974 года в Каракасе на Международной конференции ООН по морскому праву.

Вот эти слова:

«Все отношение человека к морю должно измениться. Резкое увеличение населения Земли и вследствие этого увеличение потребности в пищевых продуктах, получаемых из моря; расширяющаяся индустриализация на всех континентах; перенаселенность прибрежных областей, интенсификация мореплавания, все более частое использование супертанкеров, судов, перевозящих жидкий газ, и судов с атомными энергетическими установками, все более широкое применение химических веществ, которые рано или поздно попадают в моря, — все эти факторы свидетельствуют о необходимости регулирования в мировом масштабе и международного управления использованием океанов. С каждым днем будут возникать новые и все более крупные конфликты между различными конкурирующими друг с другом направлениями использования океанов, конфликты, которые ни одна нация не сможет разрешить в одиночку».

Это я вычитаю в книге Э. Манн-Боргезе «Драма океана»...

В рубке вдруг раздается сочный голос:

— Товарищи капитаны, кто просил консультацию гинеколога?

В эфире дружный хохот, кто-то подсказывает:

— Это с «Катуни» просили.

— У него там что-то с животом, — дополняет другой.

— Я серьезно спрашиваю, — обижается голос. — «Катунь», «Катунь», вам нужен гинеколог? Прием.

Красный от гнева Носач одним прыжком подскакивает к рации.

— Ты что там — пьяный, дорогой?

— Что за грубость! — возмущается голос. — Я врач. Вы просили гинеколога?

— Что мы тут, рожаем? — уже кричит Носач.

Лебедчик Днепровский прыскает в кулак и, зажав рот, с веселым испугом глядит на капитана. А в эфире хохот — флот потешается.

Алексей Алексеевич быстро идет к радиотелефону, решительно оттирает Носача в сторону и начальственным тоном — сдержанно и строго — приказывает в трубку:

— Прекратить посторонние разговоры в эфире!

— Это еще кто? — удивленно спрашивает врач.

— Говорит начальник промысла. Над вами, товарищ врач, подшутили. Требуется зубной, а не гинеколог.

— Извините, Алексей Алексеевич, коли так. Мне передали, что нужна консультация, — обиженно бубнит гинеколог.

— Занимайтесь своими консультациями на базе. Там, я думаю, вам работы хватает.

В эфире опять взрыв хохота — флот знает, где избыток женщин и нехватка мужчин.

А у нас в рубке все замерли, у всех сияющие лица, но никто и пикнуть не смеет. На глазах Днепровского слезы восторга, он давится беззвучным смехом. Любитель морских баек, он, конечно, возьмет этот казус на вооружение и после вахты разнесет по всему траулеру. Теперь Носач надолго попадет на язык морякам — их хлебом не корми, дай только зубы поскалить.

Штурман Гена уставился в окно — от греха подальше! — чтобы не видел капитан, как у него прыгают чертики в глазах. А боцман невозмутимо стоит на руле, будто и не слышит ничего, но губы его дрожат в улыбке, с которой он никак не может справиться.

Носач испепеляет взглядом белую базу, что виднеется на горизонте.

— Товарищи капитаны, уймите своих остряков! — строго говорит Алексей Алексеевич.

Он выключает рацию и вдруг сам весело хохочет, вслед за ним уже раскрепощенно смеются все. Днепровский аж стонет, схватившись за живот.

Носач тянет сигарету из пачки, свирепо окидывает всех накаленным взглядом и неожиданно широко улыбается:

— Так и родить заставят. Объясняйся потом жене.

На душе у всех становится легче. Черт с ним, с проловом! Жизнь все равно хороша.

Мы еще смеемся, когда в рубке появляется Фомич и подает начальнику промысла радиограмму. Тот читает, и улыбка медленно сходит с его лица.

— Этого еще не хватало!

— Что там? — спрашивает Носач.

— Не иначе как кто-то родил, — ухмыляется штурман Гена.

— Да уж родили, — произносит с досадой Алексей Алексеевич. — Приказ с берега — перейти на «Луноход». Наломали там дров.

— Что такое?—встревоженно переспрашивает Носач.