Читаем Яков Пасынков полностью

Я послал к ней Елисея, которого после смерти Пасынкова взял к себе в услужение, с моей визитной карточкой, и велел спросить, дома ли она и могу ли я ее видеть. Елисей скоро вернулся и объявил, что Софья Николаевна дома и принимает.

Я отправился к Софье Николаевне. Когда я вошел к ней, она стояла посреди комнаты и прощалась с каким-то высоким и плотным господином. «Как вы хотите, – говорил он густым и зычным голосом, – он не безвредный человек, он бесполезный человек; а всякий бесполезный человек в благоустроенном обществе вреден, вреден, вреден!»

С этими словами высокий господин вышел. Софья Николаевна обратилась ко мне.

– Как давно мы не видались! – проговорила она. – Сядьте, прошу вас…

Мы сели. Я посмотрел на нее… Увидеть после долгой разлуки черты лица, некогда дорогого, быть может любимого, узнавать их и не узнавать, как будто сквозь прежний, все еще не забытый облик – выступил другой, хотя похожий, но чуждый; мгновенно, почти невольно заметить следы, наложенные временем, – все это довольно грустно. «И я, должно быть, также изменился», – думает каждый про себя…

Впрочем, Софья Николаевна не очень постарела; но когда я видел ее в последний раз – ей минул шестнадцатый год, а с тех пор прошло девять лет. Черты лица ее стали еще правильнее и строже; они по-прежнему выражали искренность чувств и твердость; но вместо прежнего спокойствия в них высказывалась какая-то затаенная боль и тревога. Глаза ее углубились и потемнели. Она стала походить на свою мать…

Софья Николаевна первая начала разговор.

– Переменились мы оба, – начала она. – Где вы были все это время?

– Скитался кой-где, – ответил я. – А вы все в деревне жили?

– Большею частью в деревне. Я и теперь здесь только проездом.

– Что ваши родители?

– Матушка моя скончалась, а батюшка все в Петербурге; брат на службе; Варя с ними живет.

– А ваш супруг?

– Мой муж? – заговорила она несколько торопливым голосом, – он теперь в южной России, на ярмарках. Он, вы знаете, всегда любил лошадей и конский завод у себя завел… так вот для этого… он лошадей теперь покупает.

В это мгновение вошла в комнату девочка лет восьми, причесанная по-китайски, с очень острым и живым личиком, с большими темно-серыми глазами. Увидев меня, она тотчас отставила свою маленькую ножку, проворно присела и подошла к Софье Николаевне.

– Вот, рекомендую вам, моя дочка, – сказала Софья Николаевна, тронув девочку пальцем под кругленький подбородок, – никак не хотела дома остаться – упросила меня взять ее с собой.

Девочка окинула меня своими быстрыми глазами и чуть-чуть прищурилась.

– Она у меня молодец, – продолжала Софья Николаевна, – ничего не боится. И учится хорошо, за это я должна ее похвалить.

– Comment se nomme monsieur? [5] – спросила вполголоса девочка, нагнувшись к матери.

Софья Николаевна назвала меня.

Девочка опять на меня взглянула.

– Вас как зовут? – спросил я ее.

– Меня зовут Лидией, – ответила девочка, смело глядя мне в глаза.

– Вас, должно быть, балуют, – заметил я.

– Кто меня балует?

– Как кто? да, я думаю, все, начиная с ваших родителей. (Девочка молча посмотрела на свою мать.) Я воображаю, Константин Александрыч… – продолжал я.

– Да, да, – подхватила Софья Николаевна, между тем как дочка ее не спускала с нее внимательного взора, – муж мой, конечно… он очень любит детей.

Странное выражение промелькнуло в умном личике Лидии. Ее губки слегка надулись; она потупилась.

– Скажите, – поспешно прибавила Софья Николаевна, – ведь вы здесь по делам?

– По делам… И вы также?

– И я… В отсутствие мужа, вы понимаете, поневоле займешься делами.

– Maman! [6] – начала было Лидия.

– Quoi, mon enfant? [7]

– Non – rien… Je te dirai après [8] .

Софья Николаевна усмехнулась и пожала плечом.

Мы оба помолчали, а Лидия с важностью скрестила руки на груди.

– Скажите, пожалуйста, – начала опять Софья Николаевна, – помнится, у вас был приятель… как его бишь звали? такое доброе у него было лицо… он все стихи читал; такой восторженный…

– Не Пасынков ли?

– Да, да, Пасынков… где он теперь?

– Он умер.

– Умер? – повторила Софья Николаевна. – Как жаль!..

– Я его видала? – спросила торопливым шепотом девочка.

– Нет, Лидия, не видала. Как жаль! – повторила Софья Николаевна.

– Вы жалеете о нем… – начал я, – что ж, если б вы его знали, как я знал его?.. Но позвольте спросить, почему вы заговорили именно о нем?

– Так, не знаю, право… (Софья Николаевна опустила глаза.) Лидия, – прибавила она, – ступай к своей няне.

– Ты меня позовешь, когда можно будет? – спросила девочка.

– Позову.

Девочка вышла. Софья Николаевна обратилась ко мне:

– Расскажите мне, пожалуйста, все, что вы знаете о Пасынкове.

Я начал рассказывать. Я очертил в кратких словах всю жизнь моего друга, постарался, насколько сумел, изобразить душу его, описал его последнюю встречу со мною, его кончину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Альгамбра
Альгамбра

Гранада и Альгамбра, — прекрасный древний город, «истинный рай Мухаммеда» и красная крепость на вершине холма, — они навеки связаны друг с другом. О Гранаде и Альгамбре написаны исторические хроники, поэмы и десятки книг, и пожалуй самая известная из них принадлежит перу американского романтика Вашингтона Ирвинга. В пестрой ткани ее необычного повествования свободно переплетаются и впечатления восторженного наблюдательного путешественника, и сведения, собранные любознательным и склонным к романтическим медитациям историком, бытовые сценки и, наконец, легенды и рассказы, затронувшие живое воображение писателя и переданные им с удивительным мастерством. Обрамление всей книги составляет история трехмесячного пребывания Ирвинга в Альгамбре, начиная с путешествия из Севильи в Гранаду и кончая днем, когда дипломатическая служба заставляет его покинуть этот «мусульманский элизиум», чтобы снова погрузиться в «толчею и свалку тусклого мира».

Вашингтон Ирвинг

История / Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Новелла / Образование и наука
Хиросима
Хиросима

6 августа 1945 года впервые в истории человечества было применено ядерное оружие: американский бомбардировщик «Энола Гэй» сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Более ста тысяч человек погибли, сотни тысяч получили увечья и лучевую болезнь. Год спустя журнал The New Yorker отвел целый номер под репортаж Джона Херси, проследившего, что было с шестью выжившими до, в момент и после взрыва. Изданный в виде книги репортаж разошелся тиражом свыше трех миллионов экземпляров и многократно признавался лучшим образцом американской журналистики XX века. В 1985 году Херси написал статью, которая стала пятой главой «Хиросимы»: в ней он рассказал, как далее сложились судьбы шести главных героев его книги. С бесконечной внимательностью к деталям и фактам Херси описывает воплощение ночного кошмара нескольких поколений — кошмара, который не перестал нам сниться.

Владимир Викторович Быков , Владимир Георгиевич Сорокин , Геннадий Падаманс , Джон Херси , Елена Александровна Муравьева

Биографии и Мемуары / Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная проза / Документальное
Все в саду
Все в саду

Новый сборник «Все в саду» продолжает книжную серию, начатую журналом «СНОБ» в 2011 году совместно с издательством АСТ и «Редакцией Елены Шубиной». Сад как интимный портрет своих хозяев. Сад как попытка обрести рай на земле и испытать восхитительные мгновения сродни творчеству или зарождению новой жизни. Вместе с читателями мы пройдемся по историческим паркам и садам, заглянем во владения западных звезд и знаменитостей, прикоснемся к дачному быту наших соотечественников. Наконец, нам дано будет убедиться, что сад можно «считывать» еще и как сакральный текст. Ведь чеховский «Вишневый сад» – это не только главная пьеса русского театра, но еще и один из символов нашего приобщения к вечно цветущему саду мировому культуры. Как и все сборники серии, «Все в саду» щедро и красиво иллюстрированы редкими фотографиями, многие из которых публикуются впервые.

Александр Александрович Генис , Аркадий Викторович Ипполитов , Мария Константиновна Голованивская , Ольга Тобрелутс , Эдвард Олби

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия