Яма слепых. Белая стена. Рассказы

— Хорошо, пусть так, была в новинку. Но теперь то, что было раньше в новинку, забрало тебя как следует. И опять я тебя понимаю. Так договорились бы с ней и встречались бы в Лиссабоне. Все как должно. Если она не хотела — имей терпение! — соблазнил бы ее деньгами, деньги — аргумент немаловажный, а нет — так всему конец. Но вот играть роль шута на глазах у всех было недопустимо.

Нотация отца разозлила Мигела Жоана. Он никак не мог понять, что из только что сказанного вызвано авантюрой не оправдавшего доверия Руя Диого, а что касалось его, только его, и вынудило отца на разговор.

«Карлик— вот кого надо было припугнуть как следует! — думал Диого Релвас. — Это точно. А все же теперь Жоакин Таранта всю жизнь будет помнить вчерашний нагоняй, который я ему дал. И ослепнуть мне, если я не исполню обещанного». А пообещал Релвас вот что: «Знай, Таранта, что в следующий раз я прикажу тебя привязать к хвосту жеребца-производителя и огреть его хлыстом, чтобы гот отделал тебя как следует, таща за собой… Кончится и твоя жизнь, и твоя поэзия…» Карлик выл, как пес. «Я не виноват, не виноват. У слуги нет ни глаз, ни ушей…»

С этого дня у него будут и глаза и уши. Как Диого сказал, так и сделает.

— Однако как бы там ни было, но сестра твоя может писать мне письма, какие ей заблагорассудится… А вот ноги ее отпрыска-ветрогона с голубыми глазами Араужо больше в моем имении не будет. Релвасы не свиньи: они не едят из одного корыта… И это то, что меня смущает, когда я думаю о тебе.

— У меня с этой женщиной ничего не было. Даю вам свое честное слово. Наше слово!..

Диого Релвас удовлетворенно кивнул головой. Они уже были около имения «Благо божье», о чем напомнила им появившаяся дубовая роща, и землевладелец приказал остановить коляску в ее тени. От рощи Диого Релвас собирался, поменявшись местами с Мигелом Жоаном, править лошадьми сам.

— Очень меня волнует болезнь твоей младшей сестры…

— Меня тоже, отец. Похоже, ничего хорошего ждать не приходится.

— Это почему же? — спросил встревоженный землевладелец. — Тебе что-нибудь известно?!

— Нет, ничего. Я ничего не знаю… Но такая странная перемена…

— Мы должны выдать ее замуж.

— Если бы она хотела… Простите мне мою откровенность, но ведь мы говорим как мужчина с мужчиной. Вы очень ее баловали, а теперь не так-то просто с ней совладать.

Землевладелец нахмурился. Вернувшись из-за кустов, он сел на облучок. И, задумавшись, принялся пощелкивать хлыстом, дважды стегнув лошадей, которые тут же, почувствовав вожжи в хозяйской руке, пошли мелкой рысцой.

— Я сам найду ей жениха, и посмотрим, способна ли она противиться моей воле. Ей известно, что рука у меня твердая. А для тех, кто злоупотребляет, для тех, кто не понимает по-хорошему, еще тверже. Я во всем с ней соглашался — это правда. И виноваты вы, вы ее не любили. Я говорю так откровенно впервые. Разве это не так?

— Обычные детские ссоры… Но все прошло.

— Не совсем…

— Что касается меня, то я считаю так… Конечно, я никогда не принимал ее за подругу Изабел, хотя она накануне рождения племянника, следует сказать правду, проводила у постели Изабел дни и ночи.

— Пожалуй, роды Изабел и заставили Марию до Пилар встать с постели.

— Я даже пригласил ее в крестные… Голос землевладельца потеплел:

— Парень что надо, крепыш. Орет как следует, значит, легкие хорошие. Как думаешь его назвать?

— Диого Луис… что скажете?

— Хорошее имя…

Диого Релвас напустил на себя безразличие, хотя на самом деле был горд тем, что все его внуки мужского пола наследовали его имя и его фамилию. Было бы хорошо, если бы они наследовали и его жизненную хватку.

Из-за колдобин на дороге лошади опять пошли шагом. Показались первые дома арендаторов «Блага божьего». Правильно говорил Моитинья, что груд человека кормит… Ведь кто знал раньше эту степь, поросшую чертополохом и с трудом пробивающимся дроком, решил бы, увидев ее сейчас, что сбился с дороги. Голод живущего здесь народа сотворил чудо. Подлинное чудо. И чудо это должно было иметь имя, на что творцы его и испрашивали в свое время хозяйского согласия. «Так как вы думаете назвать эту землю?» — спросил он тогда теперь уже умершего Мира Вельо. «Да мы тут вот, это самое… все мерекаем… И вроде после всех споров решили „Рука человека“… Мне нравилось, когда так называли Тежо, ведь благодаря Тежо, в общем-то, все мы здесь оказались. Но все считают, что Тежо далеко и теперь так можно назвать эту землю. Другие настаивают на „Благе божьем“, говорят, так лучше… Слово за вами, хозяин, а то так и до драки дойти можно». Диого Релвас смотрел на них, молча стоящих с непокрытыми головами и ждущих его решения. И все-таки один, такой маленький, коренастый, не удержался и сказал им самим придуманное название: «„Цветок степи“ — имя что надо!» — «Это для таверны, — ответил Релвас добродушно. — „Благо божье“, мне кажется, лучше. Пожалуй, лучше».