Ямани: Взгляд из-за кулис

Даже французы — казалось бы, единственный народ в мировом сообществе, который застраховал себя от всех неурядиц, — оказались после иранской революции в трудном положении. Предоставляя в свое время убежище аятолле, они явно надеялись, что тот в случае прихода к власти помянет их добром и отблагодарит дружественной нефтяной политикой.

— Боюсь, они были разочарованы, — замечает Ямани.

В середине февраля 1979 г., когда официальная цена барреля «саудовской легкой» составляла 13,33 доллара, при немедленной сдаче баррель шел в Роттердаме больше чем за 20 долларов.

В апреле эти цифры составляли соответственно 14,55 и 21,50 доллара.

Японцы, чья зависимость от иранских поставок была весьма велика, по мере углубления кризиса испытывали все больший недостаток в нефти. Именно они начали паническую скупку, и в мае при немедленной сдаче баррель стоил уже на 50% дороже — 34,50 доллара.

Следующий скачок цен на нефтяном рынке произошел в октябре: цена барреля при немедленной сдаче поднялась до 38 долларов.

В начале ноября было захвачено американское посольство в Тегеране, и 90 человек, в том числе 63 американца, оказались в плену в качестве заложников.

На президентстве Картера был поставлен крест.

Первые полосы газет заполнились сообщениями о крупнейшем международном кризисе, чреватом серьезным военным конфликтом.

Цена барреля сырой нефти пр немедленной сдаче достигла 40 долларов.

— В 1979 г., — говорит Ямани, — неуменьшающийся высокий спрос на Западе и предельные цены, по которым продавалась нефть на мировых рынках, породили настоящий хаос. Нефтяные компании начали лихорадочно скупать нефть. Но это не было продиктовано реальными потребностями. Скупка велась ради создания запасов. Я задаю себе вопрос, почему они это делали, и вижу только один ответ: потому что ожидали полного прекращения экспорта из Ирана. Если бы это произошло, Соединенные Штаты и другие страны-импортеры вынуждены были бы в качестве первой и неотложной меры ввести рационирование потребления. Потому и началась эта паническая скупка.

Ямани готов согласится с теми, кто считает залив политически нестабильным регионом:

— В нашей части света может случиться что угодно. Это бурлящий котел, где существует множество нерешенных проблем и где один кризис легко может повлечь за собой другой.

Тем не менее паники, которая привела к росту цен, можно было избежать.

— Выход существовал. Цены можно было взять под контроль. Паника прекратилась бы, как только нефтяным компаниям помешали бы вести торговлю наличным товаром. Правительству Соединенных Штатов следовало бы поставить это под запрет. Так же должны были поступить и другие правительства. Подумайте только, нефтяные компании стучались к нам в дверь и говорили буквально следующее: «Продайте нам нефть, мы заплатим при немедленной сдаче по 40 долларов за баррель». Перед таким искушением могли устоять разве что ангелы! Или саудовцы…

Ямани изо всех сил старался сбить цены: в конце июня 1979 г. он предупредил, что Саудовская Аравия не намерена и дальше уступать нажиму других стран-экспортеров, ограничивая добычу нефти и поощряя головокружительный рост цен на рынке наличного товара.

Он часто повторял, что Саудовская Аравия останется верной своей «сдержанной и мудрой» политике. И в тот момент, когда хаос достиг крайнего предела, саудовцы не только соблюдали свои долгосрочные контракты, заключенные на основе официально установленных цен ОПЕК, но и продавали по тем же ценам ОПЕК все добываемые ими излишки. Ямани подчеркивает, что из-за отказа вести игру на рынке наличного товара Саудовская Аравия потеряла — без преувеличений! — миллиарды долларов дохода. Но это была сознательная жертва, которую саудовцы принесли ради долгосрочной цели — снижения цен на нефть.

Любимец мировой прессы, словам которого жадно внимали сотни репортеров, Ямани теперь характеризовался в газетных колонках как «человек, решающий, быть или не быть нефтяному кризису в западных странах».

Трудно сказать, насколько справедливы были подобные утверждения, но Ямани, в отличие от сотен дельцов типа Дэвида Тьема и Джона Лациса, обогатившихся на том, что впоследствии получило название «второго нефтяного кризиса», увидел в иранской революции и последовавшем за нею росте цен на нефть уникальную возможность лишний раз предостеречь промышленно развитые государства Запада и напомнить им, что могут наступить еще более худшие времена.