Ian Gillan. Дорогой славы

Тем временем, менеджеры DEEP PURPLE Джон Колетта (John Coletta) и Тони Эдвардс (Tony Edwards) решали вопрос с переходом Гловера и Гиллана. «Пришлось заплатить определенную сумму денег менеджеру EPISODE SIX, Глории Бристоу, как компенсацию за то, что мы их забрали. Мне кажется, та группа все равно бы распалась. Так как для нас кадровый вопрос был очень важен, после длительных переговоров мы заплатили 3.000 фунтов», — вспоминает Колетта. Последний концерт Иена и Роджера в составе EPISODE SIX состоялся 26 июля в «The Barn Club» (г. Литтл Бэрдфилд), когда они уже были полноправными членами DEEP PURPLE. На место «беглецов» Глория Бристоу взяла поющего бас-гитариста Джона Густафсона (John Gustafson). В группу также пришел клавишник Пит Робинсон (Pete Robinson). EPISODE SIX, уже как квартет в составе Шейлы, Джона, Мика и Пита просуществовал недолго. Густафсон, Андервуд и Робинсон стали членами трио QUATERMASS, организованного Глорией Бристоу. Шейла взяла в группу певца Дэйва Лоусона (Dave Lawson) и бас-гитариста Тони Дэнджерфилда (Tony Dangerfield), а также попросила вернуться гитариста Тони Лэндера. Музыканты выступали под названием EPISODE SIX with Sheila Carter. В начале 1970 года эта группа прекратила существование. Тони Лэндер с женой и Шейла с мужем, Тони Маршаллом (экс-HARMONY GRASS), подались в Бейрут, где еще с осени жил Грэм Картер. Выступали они там недолго. Грэм устроился работать агентом по организации концертов на Ближнем Востоке. Лэндер присоединился к THE CONFEDERATES, но вскоре отошел от музыки. Шейла в 1973 году провела несколько гастрольных поездок с коллективом, названным Sheila Carter and EPISODE SIX.

Но вернемся к герою нашего повествования. Первый концерт в составе DEEP PURPLE Иен дал 10 июля в лондонском «Speakeasy». Для Гиллана начался качественно новый этап жизни: «Представьте себе, что вы менеджер и хотите создать группу. Что вы делаете? Берете лучшего певца, из тех, кого знаете, лучшего гитариста, лучшего клавишника, лучшего басиста, лучшего перкуссиониста. Значит ли это, что получится лучшая группа? Совсем не обязательно. Это как в футболе. Даже если соберешь 11 самых классных игроков страны, все равно нет никакой гарантии, что команда станет чемпионом. До 1969 года я пел в разных группах и имел достаточный опыт концертных выступлений, но тот вечер в «Speakeasy» вызвал ранее неведомые мне ощущения. Как бы это объяснить? Возможно, следует употребить термин «дух DEEP PURPLE»? Или сказать, что когда я вышел на сцену с теми четырьмя парнями, с первой же минуты понял — происходит что-то важное… Я действительно не могу описать, а тем более объяснить те чувства, которые меня переполняли. Что это было? Какое-то ощущение общности с остальными музыкантами. Было глубокое взаимопонимание и сыгранность инструменталистов — словно сон стал явью. Я не хочу сказать, что DEEP PURPLE «вживую» всегда звучат безупречно, ибо это неправда, но в рок-н-ролле так и не должно быть…»

Концерты DEEP PURPLE Mark II оказывали такое же магическое воздействие и на публику. Не последняя роль в этом принадлежала Гиллану. Его пронзительный, звонкий, срывающийся на крик, вокал выделял Иена среди поющей рок-братии. Сам он классифицировал свой голос как «нечто среднее между тенором и баритоном».

Иен признает, что определяющее влияние на его манеру пения оказал Артур Браун (Arthur Brown): «Когда я выступал в EPISODE SIX, даже если у меня и получалось спеть партию, полную эмоций и близкую к крику, это был всего лишь второй голос, который попросту терялся. Перелом наступил, когда я услышал «Fire» Артура Брауна, а чуть позже и диск Entrance

Эдгара Уинтера (Edgar Winter). Очевидно, самым важным было не то, как поет Браун, а то, что он осмелился ТАК петь. Я решил попробовать, и, оказалось, что у меня получается делать это не хуже».

Иен считает, что его голосовые связки были уже готовы к такой манере пения благодаря EPISODE SIX: «У нас была вокалистка, и когда она выходила петь, я шел к органу, обеспечивая подпевку. Нужды в широком диапазоне не было, так как партию вела она, и мне приходилось петь как можно выше, чем-то вроде фальцета, и у меня развилось то, что называют визгом. На самом деле это не визг, а пение высоким голосом, и я умею им управлять. Я вдруг обнаружил, что могу «жонглировать» четырьмя октавами. Это делает жизнь интереснее. Голос — очень гибкий инструмент. Толика смелости и правильное окружение предоставляют возможность вытворять с ним что угодно. Мы не боялись ничего, и вот, пожалуйста».