Янь целует инь

– Алексея. – я сел на окно перед столом отца. В его кабинете не было места даже для пары стульев, кроме стола и кресла в нем смогли поместиться только книжные шкафы вдоль стен. Книг было много. Причем мне было трудно уловить смысл этого собрания. Ясно было только то, что отец покупал все, свидетельствующее о способности человека мыслить глубоко, широко и точно, а также то, что раскрывало границы мира за пределы, доступные среднему гражданину. Какое отношение имела, например, книга с названием «Скульптура и маски тропической Африки» к математике, которую отец преподавал в Политехе?

– Ладно, надо с этим разбираться – сказал отец и я понял, что больше ему сказать нечего. Или эта ситуация показалась ему достаточно сложной, чтобы делиться первыми догадками и строить умозаключения в присутствии неподготовленного слушателя. Я вышел и оказался на кухне, где вытащил прямо из-под рук матери мытую веточку укропа и уселся на табуретку, жуя ее. В гостиной затренькал телефон – это отец набирал чей-то номер по параллельному аппарату из кабинета.

Разговаривал он минут десять, после чего положил трубку и заглянул в кухню.

– Андрей, зайди ко мне – попросил он.

– Ситуация непроста – начал он, снова садясь в кресло, а меня кивком головы послав на подоконник перед столом. – Я позвонил Олегу Афанасьевичу, и вот что он смог сообщить. Впрочем, он скоро приедет к нам, но пока надо знать, что… – и отец кратко передал содержание своего разговора.

Олег Афанасьевич был старинным другом отца, преподавателем восточного факультета Университета, большим специалистом во многих дисциплинах, в том числе религиозных культах Азии и Востока. Как многие умные люди он имел если не привычку, то по крайней мере способность заставлять себя смотреть в разные стороны, в том числе отличные от тех, куда направлено общественное зрение или зрение политиков. Такие люди похожи на коллекционеров бабочек, живущих в задымленном и пропыленном городе, где вместо насекомых по ветру могут пролететь разве только лепестки сгорающего мусора. Я живо представил, как пожилой и грузный Олег Афанасьевич расправляет лимонные крылышки какого-нибудь неказистого чешуйчатокрылого и вспоминает душистые поляны, где такие твари летают в полном неведение о грохочущем промасленном мире, в котором некоторым из них предстоит окончить свой чудовищно краткий век.