Янка

– Да. Только их забрать надо из роддома. Можешь со мной съездить? Маруську девать некуда, Анютка с ней останется, а я один не справлюсь.

– Конечно, съезжу! В Феодосию?

– Да. В общем, в четверг. Я зайду рано. Школу придется прогулять.

– Подумаешь!

Она смотрела на него во все глаза, Талю даже больно стало где-то в сердце. Как люди могут быть такими? Вот такими, как она? А какой она была, он не мог сказать, не мог подобрать точного слова. Красивая? Обаятельная? Все эти слова казались пустыми и ничего не значащими, когда он думал о ней.

Глава 2. Не к кому ехать

Автобус шел полупустой. Те, кто работает в Феодосии, уже уехали, и Янкина мама тоже. Сейчас здесь сидели только двое парней, явно хорошо погулявших накануне, бодрая бабулька с коробкой на складывающейся тележке, задумчивая девушка, ну и Таль с Янкой. Он надел парадно-выходную свою рубашку, в которой приходил на первое сентября, воротничок ее торчал над воротником куртки. Таль был какой-то весь подтянутый, строгий.

– Я работу нашел, – сказал он, как только сели в автобус. – Только это еще не сейчас, в мае.

– Что за работа?

– Траву собирать.

– Чего?

– Ну, частник тут один ребят нанимает на лето. В горах собирать всякий там лимонник, чабрец, мяту… Он потом сувениры делает, для туристов. Ну, знаешь, чайные сборы, подушки, набитые травой, видела же, наверное…

– Ага… Таль, а много сборщикам платят?

– Смотря сколько соберешь. Ну, и разная трава по-разному стоит.

– Давай я тоже в сборщики пойду! Все равно летом делать нечего.

– Нет, ты что! – сразу испугался Таль. – Тебе туда нельзя.

– Почему? Думаешь, я в горах не смогу? Да я с Тарасом на Новый год в горы ходила!

– Да при чем здесь это? Ну… девчонкам вообще туда не надо. Там парни одни. По два месяца безвылазно.

– Я смогу.

– Ты что? Меня не слышишь? – разъярился вдруг Таль, даже задумчивая девушка на них обернулась. – Одни мужики там!

– А… – дошло наконец до Янки. Она скисла. Вздохнула. – До мая еще три месяца. Что-то же надо делать, сам подумай.

– Думаю. Да главное, чтобы с пацаном все нормально было, ну, чтобы здоровый, а то, знаешь, всякое говорят.

– То есть?

– Ну, что стресс, что мертвого или больного родит.

Янка будто в пропасть начала падать. Она никогда об этом не думала. А Таль, наверное, думает постоянно. Наверное, измучился от этих дум.

– Вы теперь отсюда уедете, да? – спросила Янка.

– Почему? – удивился Таль.

– Ну… – Янка замялась. Все-таки «разошлись» и «умер» не одно и то же. – Когда мы одни остались, мы вот сюда переехали, ну, к маминым родителям, чтобы было кому помочь и…

– Нам не к кому ехать, – жестко сказал Таль. – У нас никого нет.

– Как никого нет? Так не бывает.

Таль усмехнулся, но потом посмотрел на Янку, и лицо его потеплело.

– Еще как бывает, – вздохнул он. – Папа детдомовский, он с детства сирота. А мама… она же татарка, и у нее отец… ну, он такой борец за права крымских татар, и вот когда его дочь, мама то есть, вышла замуж за русского… В общем, они от нее отказались. И от нас отказались. Я их даже никогда не видел. Тебе Даша разве не говорила?

– Нет…

Янка замолчала. Смотрела в окно. Дорога была зажата холмами, змеилась узкой лентой, вверх-вниз, мелькали желтые таблички с просьбой оставлять обочины чистыми. Как это – отказаться от родной дочери, от внуков? Янка думала, что это было раньше, в старые времена, что так вообще бывает только в кино! А тут – живой и настоящий Таль. Он не был похож на татарина, только глаза карие, а волосы светлые, летучие, он на отца похож. Интересно, Таль специально ей про это никогда не рассказывал? И рассказал бы, если бы все было хорошо у них? Янка посмотрела на Таля, на его профиль, четкий, резко залитый февральским солнцем.

«Чего это Даша все про него знает? – подумала Янка и тут же сама удивилась своей досаде. – Хотя они же соседи, отцы дружили…» И потом, ну, знает и знает Даша про Таля, и что? Едет в роддом за его мамой ведь она, Янка, а не Даша.

Янка будто в первый раз увидела сейчас Таля. Какое у него красивое лицо. Высокий лоб и нос немножко с горбинкой, твердый подбородок, глаза темные, будто кофейные зерна, а волосы – вечно выгоревшие, светлые. Янка вдруг не удержалась, взлохматила ему волосы на макушке.

– Постригусь, постригусь, – улыбнулся он, не глядя на Янку. – Все равно наголо стричься.

– Зачем?

– Ну, в горах проще будет. Чтобы не завшиветь.

Янка смотрела на него, и почему-то хотелось плакать.

– А никак без этого? Ну, без гор?

– Никак. Мне же их кормить надо.