Янка

Их окликнули со двора. Дед открыл машину и заставил Янку с Анютой таскать во двор мешки с крупой, мукой, сахаром и картошкой. Еще он привез трех куриц и петуха, чему тетя Нияра больше всего обрадовалась. Она отдала Пашуню деду, а сама поставила чайник, собрала на стол. Слезы всё лились у нее по щекам, но Янка теперь понимала, что это просто горе выходит из нее так, что это к лучшему. Дед рассказывал ей, как и что у них в Симферополе, кто на ком женился, кто у кого родился, мешая русские слова с татарскими. Янке эти имена ни о чем не говорили, но было понятно, что родни у тети Нияры много.

– Ты, дочка, смотри, я тебя неволить не буду, а все же лучше вам к нам перебраться.

Анюта вздрогнула и чуть не разбила блюдце.

«Только не это! – сказали Янке ее глаза. – Я не поеду ни за что!»

Но тетя Нияра ответила все так же робко:

– Спасибо, папа. Я должна посоветоваться с Талем. Он у нас теперь в семье старший, как скажет, так и будет.

Янка увидела, что Анюта с облегчением выдохнула. В брате она была уверена.

– Хорошо. Но знай, что тебе всегда там рады.

«Ага, после стольких лет!» – вспыхнула Янка. Но она понимала, что лучше молчать и, как тетя Нияра, не поднимать на сурового деда глаз.

Была пятница, и, возвращаясь от Конопко домой, Янка заранее с тоской думала, что ее дед опять сидит и пьет. И дома напряженная тишина. Только бабушка привычно ругает деда, но шепотом, чтобы не слышали постояльцы, занимающие весь первый этаж скворечника. А дед все бормочет свои истории, которые никто не слушает. Иногда Янке становилось жалко деда, особенно когда по его морщинистой щеке начинала медленно скатываться мутная слеза. Она повисала на подбородке, долго там держалась, прежде чем упасть на клеенку стола. Янке казалось, что ни бабушка, ни мама никогда особенно деда не любили. Или, по крайней мере, редко к нему прислушивались. И его желания уж точно были последним, с чем считались в доме.

Вот по отцу тети Нияры сразу чувствовалось, что он в своей семье – самый-самый. Самый главный, самый значимый, без его разрешения там, наверное, никто шагу не делает. Тетя Нияра, вон, сделала, и что? Янка вспомнила вдруг, как видела отца Таля последний раз, на берегу, когда она сбежала, а он сидел пьяный и стал ее учить жить. Наверное, он всю жизнь чувствовал себя виноватым. Или наоборот? Гордился тем, что ради него тетя Нияра порвала со своей семьей?

Янка толкнула калитку. Полной грудью вдохнула, вобрала в себя тягучий запах роз, которые росли вдоль дорожки. Успокоилась. Что ей дед? Ну, пьет на кухне, что ж теперь? Попробуй работать на коньячном заводе и не пить. Все пьют. Кто от работы, кто от того, что ее нет. Это были не ее слова, не ее мысли, это бабушка так говорила, когда, поругавшись с пьяным дедом, шепталась с мамой. В мире все какое-то неизменное, постоянное, ничего не происходит, будто замерло, все повторяется изо дня в день, и каждую пятницу она слышит всё те же слова…

– Мать, ты вот что, успокойся. Ничего толком еще неизвестно и непонятно, и вообще, надо съездить, узнать все, а потом слезы лить.

Янка чуть не споткнулась. Это был голос деда. И слова были такие – твердые, деловые, не похожие на пятничные. Да вообще на деда непохожие! Но только он зовет бабушку «мать». И Янка поняла, сердцем почувствовала: случилось что-то плохое. Она бросилась к дому, и навстречу ей вышла Юля. Та самая, которой достался Янкин пегас! В Новый год!

– Привет, Ян, – глаза у Юли заплаканные.

– Что случилось?

Юля беспомощно оглянулась на деда, который сегодня был, как ни странно, трезв. Он обнимал одной рукой всхлипывающую бабушку, и Янке жутко было на это смотреть: на слабую бабушку, на сильного деда.

– Я пойду, ладно? – пробормотала Юля. – Я зайду еще.

Она кивнула Янке и ушла. А дед сказал тяжело:

– У Тараса в заказнике пожар случился. Тушил он. Говорят, что спас… Мы с матерью в больницу сейчас поедем. Говорят, сильно он… Ты, Яночка, Ростика дождись, покорми, ну, чего там надо еще сделать…

– Я с вами!

– Нет. Жди Ростика.

Он так сказал это, что Янка застыла на месте. Как там говорится? «Сказал, как отрезал». Почему ей нельзя?! Что Ростик, маленький? Он все равно до вечера шляться с друзьями будет! Тарас ведь ей не чужой, да Тарас для нее… Но она только кивнула и проводила деда с бабушкой до калитки.

Пожар. Пожар в заказнике. Янка была там, года три назад. До сих пор в глазах стояли огромные скрюченные можжевельники. Тарас тогда еще говорил, что им много-много лет, что они и князя Голицына, наверное, помнят. Почему сейчас она о деревьях думает, а не о Тарасе? Да ну, ерунда, он поправится, он же в больнице, не в морге. И если успел потушить, если спас, значит, и сам не сильно пострадал. Она поедет к нему прямо завтра. Отвезет ему его любимую белую черешню, она уже отходит, как раз последнюю соберет…

Глава 9. Сердоликовый браслет

– Янка!

– Таль! Ты вернулся?