- Ну, хорошо. Дело было, значит, так. Вызывает меня как-то Шеф. "Слушай, - говорит, - выручай. Понимаешь, дали одному фраеру на реализацию два вагона водки. А он загасился - ни его, ни водки. Привезли его жену, пятый час ее пытаем на предмет местонахождения мужа, а она молчит, как партизан". "Расписать обещали?" - спрашиваю. "Обещали, - отвечает. - Не помогает". Расписать - значит порезать бритвой лицо. Для женщины это очень страшная угроза. "Все перепробовали, - Шеф говорит, - и на хор ставили, и бутылку во влагалище засовывали, а телка сцепила зубы и не мычит, не телится. Мужика своего не сдает". Я понимаю, что оказался в неприятной ситуации. Ребятишки уже испытали все известные им способы развязывания языков, а истощив фантазию, обратились ко мне за помощью. Не выдумать сейчас, сию секунду нового способа, значит потерять свой авторитет. И тут взгляд мой падает на дога, лежащего у ног Шефа. Меня осеняет. "Ладно, говорю, - берите собаку и пошли. Если это не поможет, то уже не поможет ничего". Заходим в комнату, где эта дамочка лежит на кушетке под простыней, будто приготовленная к операции. Я присаживаюсь рядом, тихо по-хорошему говорю: "Послушай, дорогуша, не упрямься, отдай нам своего муженька. Какой бы он у тебя золотой не был, а не стоит таких мучений. Предыдущие меры воздействия - цветочки по сравнению с тем, что тебя сейчас ждет. Раньше тебя харили парни, а сейчас вот он будет". И киваю на дога. У бабы, как она на собаку глянула, глаза стали по восемь копеек, а я продолжаю: "Ты знаешь что это за зверь? Ни хрена ты не знаешь! У него член может в пять раз увеличиваться, а еще набухает как узел. Засадит и вытащить не сможет. Тогда он тебя еще и покалечит запросто. Ну, будешь колоться?!" Баба упрямо помотала головой. Я дал знак ребятам и они подвели к ней дога. В общем, дог ее поимел, а, когда кончал, женщина потеряла сознание, но так ничего и не рассказала. Я к Шефу поворачиваюсь и говорю: "Тяжелый случай. Если такое не помогло, то остается только эту партизанку голой мороз вытащить и водой облить. Он руками замахал. "Что ты, что ты, - говорит. - Мы же не фашисты какие-нибудь, чтобы женщину водой на морозе. Отвезем ее домой, установим слежку. Может муженек сам на нее выплывет". Но самое интересное произошло через неделю. Эта баба оклемалась, сама к Шефу пришла и говорит: "Я согласна мужа сдать, но при одном условии, если вы мне дога отдадите. Я с ним такой оргазм испытала, как ни с одним мужиком никогда не было". А Шеф на нее накинулся, кричит: "Катись отсюда, сучка! Пристрелил я своего дога. Он после тебя стал на мою жену заглядываться!" С тех пор, я как увижу даму с собачкой, так у меня мысли нехорошие в голову лезут.
Анжелика Потаповна, выслушав историю, вынесла резюме:
- Сволочи вы все, мужики!
Потом повернулась спиной к любовнику и уснула.
Говорят, что любовные утехи - лучшее снотворное. Утомленные сексом, Крот и Анжелика Потаповна безмятежно дрыхли, а вот Кувалда-Шульц в эту ночь спал один и проснулся, что называется, в холодном поту. Его замучили кошмары. Может быть, бог Гипнос специально наслал на него такие сны, чтобы напомнить о нечистой совести, а, может быть, Грин самолично проникал к спящему бригадиру, чтобы выразить ему свой укор. В общем, главным персонажем во всех сновидениях Кувалды был, убиенный им Костя Гринко. Мертвый Грин всю ночь гонялся за своим убийцей. Хватал его за руки и за ноги, пытался его то задушить, то утащить за собой в могилу. Но самое главное, почему-то проявлял особый интерес к его гениталиям. С хищным оскалом на лице Грин таращил свои остекленелые глаза на промежность Кувалды-Шульца, тянулся к его ширинке белыми пальцами с отросшими длинными ногтями, отчего тот, такой большой и крутой в жизни, во сне испытывал неописуемый, парализующий ужас. Бригадиру отчетливо запомнился эпизод, когда в поисках убежища от домогательств мертвого наркодилера он забрался в какой-то затхлый, подернутый тиной пруд, нырнул под воду и, вдруг, увидел прямо перед собой бледное неживое лицо Грина. Тот беззвучно смеялся, открыв рот, хотя находился в воде, а потом начался опускаться вниз, явно намереваясь затянуть убийцу на глубину. Не чая больше никогда увидеть дневного света, Кувалда-Шульц рванулся вверх, преодолевая сопротивление опутывающих ноги водорослей, выскочил на поверхность водной глади, глотнул воздуха и, мощно загребая, как Владимир Сальников, припустил к берегу. Ему удалось добраться до суши. Но когда его ноги коснулись дна, то явственно услышал за своей спиной скрипучий голос покойника: "Я еще доберусь до твоего члена!"
Объятый страхом Кувалда-Шульц проснулся и открыл глаза. Обнаружив себя в собственной спальне, облегченно перевел дух, но снова погружаться в мир грез побоялся. Он поднялся с постели, достал из холодильника бутылку "Абсолюта" и к рассвету уже ополовинил ее. Алкоголь притупил остроту ощущений, оставшихся в памяти от сна, но полного облегчения не принес.