Янкелевич в стране жуликов

- Значит, нам тебе помогать - законно, а тебе нам - нет?! Ты, Саша, вроде, всю жизнь в органах проработал, адвокатской деятельностью еще не занимался, а психологию правозащитников уже усвоил: то, что выгодно,законно, а, что невыгодно, - незаконно. Хочешь и рыбку съесть и руки не испачкать? Нет, дорогой, не получится.

- Ладно, хорошо. Заключаем негласный договор о взаимовыгодном сотрудничестве. Я надеюсь, официально оформлять ты меня не будешь?

Конечно, нет. Сам знаешь - нельзя. Да и незачем. Будем считать это джентльменским соглашением.

Г Л А В А X

Венька застонал и открыл глаза. Удивленно и непонимающе он оглядел ряд коек напротив и твердый корсет у себя на груди, выглядывающий из под простыни.

- А, оклемался, - услышал он голос рядом и повернул голову на его звук.

С соседней кровати на него смотрел незнакомый парень примерно его лет.

- Где я ? - спросил Венька.

- Где-где, в больничке, где же еще? Считай, тебе капитально повезло. Сюда многие хотят попасть. Покантуешься тут на белых простынях, а, если тубзик подхватишь, может и на волю отпустят под подписку. Лежи пока, отдыхай. Скоро лепила будет обход делать. При нем побольше жалуйся, говори, что все болит, мол, не можешь ни рукой, ни ногой двинуть. Больничка в изоляторе - самое козырное место!

- У меня и правда все болит, - усмехнулся Венька.

Через несколько дней Морев-младший пообвыкся в тюремной больнице. Разобрался в порядках и сошелся с соседом - сверстником по имени Антон, попавшим сюда из той же самой камеры, ночевка в которой столь печально закончилась для Веньки. Пожилой доктор с испитым морщинистым лицом, получивший от обслуживаемого криминального контингента ласковое прозвище "Пилюлькин", заверил Морева, что жить будет, хотя синяков на нем, как пятен на ягуаре. Венька и сам понимал, что, отделавшись одним сломанным ребром, он счастливо избежал больших повреждений. Били его по-зверинному дико, свирипея от сознания своей нерастраченной юношеской силы, беспомощности жертвы и духа стаи, но не очень умело.

Глядя на других пациентов, Венька не только обнаружил лишний довод в подтверждении теории относительности Энштейна, что люди в пенитенциарных заведениях сидят даже тогда, когда ходят. А еще и убедился, что вообще все в мире относительно. Синяки и сломанное ребро - плохо, однако относительно заражения крови, туберкулеза или некоторых увечий, добровольно наносимых себе кое-кем из обитателей СИЗО, значительно лучше. Вообще, мастырщиков в больничке было немало. Преимущественно, так называемые "шпагоглотатели", которые каким-то образом умудрялись проглатывать ложки, иголки и прочие-разные металлические предметы. Мастырщиков персонал больницы не любил и относился к ним презрительно. Те, правда, от этого не особо переживали. Они постоянно кучковались вместе, часами обсуждая как нужно правильно загонять иголки под кожу или вворачивать шурупы между ребер. Собравшись кружком возле постели своего собрата по кличке "Японец", они вполне научно вели свои дискуссии, демонстрируя на его теле свои доводы. Японец получил свою кличку за апробацию на себе способа членовредительства под названием "тюремное харакири". Делал он все по правилам: прокипятил бритвенное лезвие, отмерил спичечным коробком расстояние от пуповины к низу живота до места, где нет жизненно важных органов, рассек кожу, развел ее и рассек мышцы, а потом и брюшину, отчего его кишки поползли наружу. Дело испортили неопытные сокамерники. Всех от вида человеческих внутренностей начало мутить и они прикрыли их до прихода санитаров грязным одеялом. В больничке Японца благополучно зашили, но попавшая в рану зараза вызвала сепсис. В общем, теперь Японец был стопроцентно лежачий больной, и товарищи использовали его как наглядное пособие.

- Секи сюда, - объяснял один из них другим. - Отличный способ! Это, когда я в прошлый раз чалился, мне один кореш показал. Берутся две три проволочки, связываются посередине ниткой и закатываются в бумажную трубочку. Бумагу лучше смазать маслом или салом, чтобы легче пошла. Принимается внутрь с большим количеством воды. Проволока поступает по пищеводу в желудок, где желудочный сок разъедает бумагу. Проволочки расходятся и превращаются в этакого ежа, который надежно удерживается в полости желудка. Никаким промыванием его оттуда не извлечь, только операбельным способом. Двухмесячная кантовка в больничке железно обеспечена.

Товарища шумно выражали свое одобрение:

- Классняк, в натуре!

- Зашибись!

- Мастырка - нормалек!

И только Японец тихо лежал в постели, не высказывая своего мнения.