Янтарь чужих воспоминаний

Утро как всегда серое, мутное, в клочьях тумана, цепляющегося за растения, и с мокрой травой. Рассвет только-только окрасил мир бежевым цветом, стирая ночную черно-желтую палитру мрака и фонарей. Но в мягком свете зари и белесости тумана все казалось смазанным, приглушенным.

Тихим.

Вышел в сад, постоял босыми ногами на сырой земле, ежась от холода. Вздохнул и начал разминку, успокаивая дыхание и контролируя движения. Наклон, поворот, вдох — выдох. Выпад, бросок, вдох — выдох. Удар, разворот, вдох — выдох… Мышцы напряжены и растянуты до предела, до ноющей сладкой боли. Кости почти трещат от нагрузки и неестественных, вывернутых поз и собственного веса. Сознание очищается и дурные сны покидают голову.

Черви грызут. Но не сильно. Пока не сильно.

Наклон, поворот, вдох — выдох.

— А что вы делаете? На танец похоже.

С трудом сдержался от желания свернуть кое-кому шею. Вышел из позы, встряхнул руки, ставшие легкими, и только после этого повернулся. Девчонка попятилась, увидев мое лицо — наверное, оно было не слишком приветливым.

— Первое правило — не лезть, когда тебя не просят, — негромко сказал я, делая к ней шаг. Она посмотрела на лезвия, зажатые в моих руках, и снова попятилась. Синие волосы казались слишком яркими и цветными в этом туманом бежевом мире.

— Второе правило — не лезть, когда я тренируюсь.

Шаг.

— Третье правило — сделать так, чтобы я вообще тебя не видел.

Шаг.

— Четвертое…

— Хватит! — она зажмурилась, сжав кулачки, и тут же распахнула глаза, повторила яростно: — Хватит! Я уже поняла! Простите!

Шаг.

— Четвертое правило — никогда меня не перебивать.

Она споткнулась о порог и свалилась. Резко перевернулась, скатилась и быстро распрямилась, словно пружина. Снова сжала кулаки, чуть выставив вперед ногу, чтобы удержать равновесие во время удара. И кулаки держит правильно, по-мужски, не как девчонка. Явно приходилось защищаться. Причем недавно: костяшки сбиты. И смотрела так грозно, и впрямь — валькирия… если бы не кашель, который вдруг согнул девчонку, и она мигом растеряла весь свой боевой вид.

Я отступил, мрачно ожидая, когда она откашляется.

— Одевайся и иди в дом, покажу, где что лежит. Я скоро уйду.

— Вы не боитесь, что я вас обворую и сбегу? — хрипло протянула она за спиной.

— А ты обворуешь? — бросил через плечо.

Она помялась.

— Нет. Но кто ж на слово верит? Доказательства же нужны. Бумажки всякие… А у меня нету, — она произнесла это с вызовом, словно ожидая, что я тотчас потребую эти самые бумажки. Которых нету.

— Я тебе верю, — хмыкнул я и пошел к дому. Она догнала, пристроилась сзади — на узкой дорожке сада по-другому никак. Всей кожей чувствовал ее взгляд, прожигающий мою голую спину и узоры на ней. Но от вопросов синевласка удержалась, молодец.

И уже в доме все-таки спросила, рассматривая серебряную цаплю.

— Как же вы мне верите… Вы же меня совсем не знаете… Нельзя же так…

— Я знаю о тебе достаточно, Лилия.

Она фыркнула насмешливо и закатила глаза, показывая, что она думает о моей самоуверенности. Я не люблю демонстраций, слишком театрально и пафосно на мой взгляд. Но иногда они необходимы. Тронул пальцами ее кожу на шее, там, где бьется пульс.

— Сирота. Родом из летнего протектората, связь с ним… Приют для беспризорников. Убегала… Шесть раз. Ловили. Выпустили год назад. Побираешься… После смерти родителей? Да… Пожар. Одна осталась…

Она отпрыгнула, прижалась спиной к стене, дрожа так, словно увидела призрака. В медовых глазах плескался откровенный ужас.

— Вы… вы…

— Дознаватель, — любезно подсказал я. — Эмпат. Ты ведь знаешь, что означает это слово?

— О, богиня жизни и спасительница душ, защити и помилуй, — торопливо пробормотала девчонка, скрещивая пальцы. — Вы читаете мои мысли?

— Я улавливаю эфир твоих образов. Чувствую эманации. Настроение. Если захочу, то смогу увидеть все, чем ты занималась в ближайшие десять лет, ведь ты понятия не имеешь, что такое экранирование или сферозащита. Так что да, я уверен, ты не станешь у меня воровать.

Пошел в душ, бросив быстрый взгляд на хронометр.

— И если решишь уйти, захлопни дверь. Я не расстроюсь.

* * *

В доме горел свет, и я постоял, раздумывая, не ошибся ли адресом. Конечно, не ошибся, просто снова забыл о девчонке. Все-таки, наши воспоминания живут своей собственной жизнью. Когда хочешь что-то забыть, хочешь до отчаяния, до темноты, до червей, грызущих голову, это оживает снова и снова, врывается в твою реальность, заменяя собой повседневность. А сама реальность стирается, исчезает и становится несущественной.

Вот и я снова забыл о реальности.

И о девчонке с синими волосами.

Постоял и пошел вдоль ограды, обходя дом, в окнах которого гостеприимно горел свет. И даже пахло по-другому, чем-то живым. Не уверен, что мне это нравится. Торец дома упирается в стену соседского сада и увит виноградом. Я подтянулся, схватился рукой между двумя шипами, укрытыми тьмой, поставил ногу в углубление, невидимое для непосвященных. Перемахнул через ограду и спрыгнул в глубине сада. Прошел под низко нависшими ветвями деревьев и встал у окна, рассматривая дивную картину.