Янтарная комната

- Тише!-зашипели на него со всех сторон. - Не мешай!

Борщенко торжественно, повышая шепот, медленно продолжал:

- В знак торжества по случаю крупной победы в Донбассе сегодня, восьмого сентября, в двадцать часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим Донбасс от немецких захватчиков, двадцатью артиллерийскими выстрелами из двухсот двадцати четырех орудий… Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!.. Восьмое сентября тысяча девятьсот сорок третьего года.

- Теперь крикнем все вместе! - предложил Борщенко.

- Уррр-раа!.. Уррр-раа!.. Уррр-раа! - дружно прокричали в камере.

Лязгнул засов. Дверь слегка открылась. В щель просунулась встревоженная голова и автомат часового. Коверкая русские слова, он крикнул:

- Сумасшедший русский! Кричать нет разрешается! Все расходится по разным местам! Вместе нельзя!

- Закройся! - прохрипел Пархомов. - Дер-ди-дас, кислый квас!

Слова Пархомова вызвали дружный смех. Кто-то лихо свистнул.

Дверь поспешно закрылась. Повеселевшие пленники снова сдвинулись в тесный круг.

ПЕРВЫЕ ДОПРОСЫ

Утром всех новичков быстро и коротко опросили и заполнили на каждого карточку. Потом начали вызывать на допрос.

Силантьева задержали дольше других, и, когда конвоиры втолкнули его в камеру обратно, - бушлат на нем был разорван и на лице кровоточили ссадины.

- И тебя обработали, Фома? - всплеснул руками Пархомов. - Кто же это так постарался?

- Какая-то рыжая сволочь, власовец!

- Власовец? - Все заинтересованно столпились около Силантьева. Тот, растирая кисти рук со свежими кровоподтеками, продолжал рассказывать:

- Стал меня агитировать… Двинул я его в зубастую морду, но неудачно. Помешали. Схватили сзади, руки выкрутили и в наручники!.. Ну, а потом обработали, сволочи, как хотели…

К Силантьеву подсел Борщенко и стал расспрашивать… Но залязгал засов. Дверь снова открылась.

- Рынин, выходи!

Допрос Рынина затянулся надолго. Прошло не менее двух часов, пока дверь снова открылась. Но Рынина в камеру не вернули.

- Капитан Шерстнев, выходи!

Через несколько минут Шерстнев уже стоял в кабинете, где производились допросы.

Против двери, за большим столом сидел гестаповец в черном мундире, с офицерскими знаками различия.

- Ближе! - приказал он конвоирам.

Шерстнева подвели к столу.

- Вы капитан Шерстнев?

Стоявший у стола переводчик повторил вопрос по-русски.

- Да, я капитан Шерстнев.

- Вы говорите по-немецки?

- Как слышите.

- Очень хорошо. Садитесь! - гестаповец показал на стул, стоявший у стола.

Шерстнев сел.

- Я оберштурмфюрер Хенке, У меня есть к вам несколько вопросов.

Шерстнев молча ждал.

- Ты, Фридрих, можешь пока сходить в столовую,- повернулся Хенке к переводчику. - Потом возвращайся.

Переводчик сразу же вышел.

- А вы станьте за дверь! - приказал Хенке конвоирам.

Шерстнев и Хенке остались вдвоем.

- Хотите сигарету, капитан? - предложил Хенке, доставая из стола портсигар.

- Я не курю.

- Как хотите, капитан. - Хенке убрал портсигар обратно в стол. - Тогда приступим сразу к делу. Мои вопросы не будут касаться ваших секретов. Я хочу знать только одно: чем занимались ваши люди до войны?..

В ожидании ответа Хенке пристально наблюдал за лицом Шерстнева. Тот спокойно ответил:

- Я подбирал себе моряков и другими профессиями не интересовался, лейтенант.

- Оберштурмфюрер, - поправил Хенке. - Или - оберлейтенант.

Шерстнев промолчал.

Хенке выдвинул ящик стола и, перебирая личные документы, отобранные у членов экипажа «Нева» при обыске на корабле, небрежно переспросил:

- Значит, вы не знаете сухопутных профессий своих людей?

- Нет, лейтенант, не знаю. Полагаю, что вам проще спросить их самих.

- Ваши люди, капитан, по их словам, до службы на флоте не имели никаких профессий.

- Ну что ж, значит, это так и было, - подтвердил Шерстнев. - Им лучше знать.

- И будто бы они на вашем судне впервые?

- И это верно.

Хенке прищурился и, наклонившись ближе к Шерстневу, вдруг резко спросил:

- А не можете ли вы, капитан, сказать что-либо о практической специальности доктора технических наук Рынина? Чем он знаменит? Чем занимался до сих пор?

- Вот уж чего не знаю, лейтенант, того не знаю.. Для меня доктор Рынин был только пассажир. А расспрашивать его о научных делах мне и в голову не приходило. Да это и непосильно для моей старой головы.

Хенке подозрительно посмотрел на седую голову Шерстнева и злобно сказал:

- Перестаньте дурачиться, капитан Шерстнев! Не может быть, чтобы вы не интересовались этим вопросом. И вы расскажете мне все, что вы знаете о Рынине, - хотите вы это или не хотите!

- Мне сказать вам нечего, лейтенант. А ваш тон заставляет меня вовсе прекратить с вами разговор. - Шерстнев встал. - На ваши вопросы я больше отвечать не буду. Прошу вернуть меня к моей команде.

- Теперь это уже не ваша команда, а наши пленники! И вы будете, будете отвечать мне, капитан! Я заставлю вас разговаривать!

Шерстнев молчал.

Хенке резко нажал кнопку звонка на столе, и в комнату немедленно вскочили конвоиры.

Хенке указал на Шерстнева и приказал:

- В карцер!