Янтарная комната

Незадолго до захода солнца солдаты увидели большую лодку в проливе. Лодка шла от юкатанского берега. Один индеец в лодке греб, стоя на носу; еще четверо сидели на днище.

Кортес велел сейчас же выслать две лодки навстречу индейской. В одну лодку сел он сам с двумя капитанами и с патером Ольмедо, в другую посадил десять солдат; с ними и Лопе Санчеса.

Испанцы подошли к косумельскому берегу раньше. Индейская лодка приближалась быстрыми рывками, и все индейцы на ней смотрели в их сторону.

Лодка причалила к низкому берегу. Один индеец что-то кричал на своем языке и указывал на испанцев. Сердце у Лопе забилось; он точно чувствовал, что сейчас произойдет что-то важное. Индейцы стали высаживаться; один из них бежал впереди, почти голый, обросший волосами, в тряпке вокруг бедер. Он вбежал в самый круг испанцев и остановился.

- Святая дева! - сказал индеец. - Святая дева, я вижу людей моей страны!..

Плача, он упал на землю. Потом встал, подбежал к одному испанцу, к другому, ощупал плечи, шлемы.

- Испания? - сказал он. - Кастилия?..

Он говорил неуверенно, точно отвык произносить слова на родном языке.

- Да, мой друг, ты - среди испанцев, - сказал Кортес.

Человек повернулся к нему и, узнавая капитана, низко поклонился Кортесу на индейский манер: одна рука коснулась земли, другая - наклоненного лба.

- Лима-танар! - сказал человек. Это было приветствие вождю на языке юкатанских индейцев. - Лима-танар!..

Его голая спина дрожала. Испанцы молчали, пораженные, Кортес сдернул с плеча плащ и покрыл им темную от загара спину человека.

- Откуда ты родом? Как попал сюда? - спросил Кортес.

Человек не отвечал. Он поднял голову, но прикрыл ладонью лицо, точно стыдясь чего-то. Молча он рассматривал испанцев; губы его дрожали, на глазах выступили слезы.

- Дариен? - спросил Кортес.

Человек вскочил на ноги.

- Да, Дариен! - сказал он. - Я приплыл оттуда!..- Он показывал на юг. - Дариен, в материковых землях…

Он все еще закрывал ладонью лицо.

- Лопе Санчес, ты помнишь такого в Дариене? - спросил Кортес.

Лопе подошел. С минуту он глядел на человека и то узнавал, то не узнавал. Восемь лет прошло с тех пор; столько сменилось в памяти людей, имен!.. Все смешалось. Глаза человека точно были ему знакомы, но эта ладонь, прикрывшая лицо…

- Я… я не помню, ваша милость! - растерянно сказал Лопе.

Человек отвел ладонь.

- Узнаешь? - сказал он.

Лопе отступил. Нос у человека был продырявлен на индейский манер, и в каждой ноздре торчало по медному квадратику с индейским узором.

И все же что-то было знакомо Лопе и в том лице - редкая бородка, худые щеки и серьезные глаза над изуродованным носом.

- Я Агиляр! - сказал человек.

- Брат Агиляр! - вскричал Лопе.

Он вспомнил. В дни самого жестокого голода в колонии Херонимо де Агиляра послали на Эспаньолу за продовольствием. С ним было на судне еще человек двадцать - двадцать пять.

- Где же остальные? - спросил Кортес.

Агиляр рассказал. Бурей их отнесло в сторону, и каравелла разбилась о рифы недалеко от острова Ямайки. Агиляр и еще семь человек спаслись на большой лодке. Они приделали парус, и их долго носило в открытом море. Двое умерли от жажды и лишений. Остальных прибило течением к берегу Косумела. Четверо из них погибли сразу, - косумельские индейцы принесли их в жертву своим богам.

Агиляр замолчал.

- А ты как спасся, брат Агиляр? - спросил Кортес.

Агиляр вздрогнул, точно его поразило обращение Кортеса.

- Я больше не брат Агиляр, - сказал человек,- Я давно оставил свой орден.

Патер Ольмедо поднял руку.

- Подойди сюда, брат Агиляр! - сказал патер.- Помнишь ли ты слова святой мессы?

- Нет… - растерянно сказал Агиляр. - Не знаю…

Он быстро-быстро забормотал слова церковной мессы, мешая их с индейскими словами.

Патер Ольмедо взял в руки свой ящичек с дарами.

- Опомнись, брат Агиляр! - сказал патер. - Милость господня да осенит тебя.

Но Агиляр не подошел к патеру, не встал на колени.

- Я столько лет жил в неволе, - сказал Агиляр. - Господь оставил меня; я больше не молился. Я не знаю, чьи боги лучше, добрее к людям, индейские или…

- Замолчи, замолчи, безумец! - замахал руками патер Ольмедо. Он накрыл Агиляра епитрахилью. - Молись святой деве!..

Агиляр смеялся.

- Брат Агиляр потерял разум! - с сокрушением сказал патер Ольмедо. - Господь в великой благости своей лишил его разума, чтобы, попав к неверным, брат святого ордена не познал бесовской прелести индейской языческой веры. Помолимся, братья, за исцеление несчастного!.. - Патер Ольмедо запел молитву. Все преклонили колени.

Агиляр улыбался. Он что-то бормотал на индейском языке.

- Скажи мне, Агиляр, что сталось со вторым твоим товарищем? Как его звали? - спросил у него Кортес.

- Его звали Гонсало Герреро, - ответил Агиляр.- Он поселился среди индейцев, взял себе жену. Гонсало счастлив и не хочет уходить. Неверному золоту, славе и опасностям походов он предпочел хижину под ясным небом, плоды и солнце Юкатана.

- Брат Агиляр безумен! - вздохнул патер Ольмедо. - Не говорите с ним, сеньор Кортес.

Агиляр смеялся. Кортес с жалостью смотрел на него.