Янтарное имя

Ало-золотой свет в камне запульсировал, разрастаясь - и вдруг ниоткуда в комнату ворвались аккорды гитары, к которым почти сразу же присоединился голос певца. Мягкий, волнующий душу своими серебристыми переливами, он был предназначен для того, чтобы петь о любви - но песня была совсем об ином. О смертном бое, в котором невозможна победа, ибо бой этот из таких, где неправы обе стороны уже потому, что позволили ему начаться...

Она слушала, закусив губу. Кончилась одна песня, другая, третья - она все стояла с каменно затвердевшей спиной, запрокинув голову, чтобы удержать слезы в глазах... Да, она никогда не была сильной и прекрасно знала это, и сюда шла совсем не за силой - но все же, все же... Ветру уже не составляло никакого труда читать по ее губам, ибо она повторяла слова песен.

Еще одна баллада отзвучала в пустой комнате заброшенного Лесного Венца, и почти тут же началась новая. Казалось, что она мало отличается от предыдущих - все они были в одном стиле - но услышав ее, она снова содрогнулась всем телом, и горло ее напряглось в безмолвном стоне, мучительной попытке хоть на секунду влить свой отсутствующий голос в ЭТО... Но ничего не вышло, и тогда она резко наклонила голову - слезы так и хлынули на кристалл в ладонях - и припала губами к той самой грани, на которой была щербинка. Острый скол поцарапал ей губу, и пара алых капель потекла по полированной грани вслед за жгучебесцветными - она в своем безумии даже не заметила этого, не то целуя ало-золотую грань, не то шепча слова баллады... А голос неведомого менестреля, поющего о вечном, все так же царил в башне, еще при Ланнад прозванной Башней Молчания.

Внезапно она резко отодвинула от лица ладони - кристалла в них больше не было, в них, как в той легендарной Чаше, пламенел свет, то наливаясь кровью, то мягко сияя золотом заката... Лицо ее снова застыло в фанатичной обреченности, и, почти уже не осознавая, что делает, она прижала ладони к лицу, провела по нему, словно умываясь светом... И мягко, по-прежнему не проронив ни звука, осела на пол у окна, и губы ее дрогнули последний раз, и ветер, встревоженно кинувшийся к ней, прочитал по ним - имя...

И только тогда голос и гитара смолкли. Последний аккорд еще какое-то время висел в воздухе, а затем ветер, убедившийся, что бедной сумасшедшей уже не помочь, подхватил его и унес в давным-давно разбитое окно...

* * *

"...Просто - пройти через два моста и повернуть направо... Просто - понять, что душа пуста, но на губах отрава. Просто зайти, посетить, побыть юной и светозарной, а уходя, на столе забыть отблеск горько-янтарный. Просто - нежданное повстречать и проводить без гнева. Просто - в десятый раз промолчать... И повернуть налево."

Кто это сказал: "Предел страсти - песня, и провалиться мне в преисподнюю, если я не дошел до него"?!

* * *

Очнувшись, он долго силился понять, где он и каким неведомым путем мог здесь оказаться. Болела голова, что было довольно-таки логично, и почему-то горло.

Самое странное, что в памяти его зиял какой-то непонятный провал. Не покидало ощущение, что всю ночь он драл глотку для кого-то, но даже под угрозой пытки не вспомнил бы, для кого, да и вообще не имел представления о том, что творилось с ним в последнюю пару месяцев... Актуальным был не только вопрос "где я?", но и - "кто я?"

Как кто? Гинтабар, странствующий менестрель...

"Гинтабар - прозвище," - тут же услужливо подсказал внутренний голос. "Так сказать, устойчивое наименование. На Языке Служения это значит - Янтарная Струна, но этот язык никогда не был для тебя родным. А имя, которое тебе нарекли..."

После получаса бесплодных попыток он понял, что вспомнить его не в состоянии.

- Мистика какая-то, - удивленно произнес он, вставая и оглядываясь.

Помещение, в которое он попал, явно принадлежало когда-то некому аристократу, а скорее аристократке, в свободное время баловавшейся магией. Когда-то... в высшей степени уместно употребленное местоимение! Рассохшийся письменный стол у окна, в который намертво вросло что-то неразличимо черное от патины, бывшее в юности своей письменным прибором... Почти истлевший ковер, расползшийся от его движений, выцветшие остатки некогда роскошных драпировок, стеклянные бусины, рассыпанные по полу с неведомо когда сгнивших нитей, зелень, перегрызшая медные цепочки светильников... Всюду пыль, паутина, горы мусора под выбитыми окнами...

И неожиданно большое и чистое зеркало в пол-стены в раме из черного дерева. И ряд полок с флакончиками, камешками, какими-то непонятными шкатулочками из слоновой кости или лакированного дерева, бронзовыми фигурками, глиняными кувшинчиками... все в идеальном порядке, хоть сейчас подходи и пользуйся!

Действительно мистика.

Тем более что в пыли на полу отпечатались четкие следы маленьких ног, а от окна до зеркала имел место след, словно волокли что-то тяжелое... например, его же собственное тело он ведь пришел в себя как раз под зеркалом.