…Я сидела на простом поваленном дереве на краю поляны, но Хедин, когда меня увидел, был так поражен, что этот ствол показался ему золотым троном. В тот раз мне приходилось быть красивой, и я была красивой: платье всех оттенков свежей зелени, ожерелье из цветов и ягод земляники, ландыши в золотых волосах. Когда я сидела, волосы доставали до самой земли и окутывали меня блестящим плащом. Только с цветом глаз я ничего не смогла поделать – они оставались черными, как беззвездная ночь, как бездны Хель. Я назвалась именем Гёндуль – той, что первой из валькирий бросила меня и ушла к Одину. Это была моя маленькая месть, хотя я понимала: в этом деле Один прикрылся мной и не позволит мне избежать осуждения. Ведь иначе оно пало бы на того, кому был нужен этот раздор конунгов-побратимов, – на него самого, а этого он не допустит.
Разговорить Хедина не составило труда – такие люди всегда охочи до разговоров о собственных подвигах. Чем больше он говорил, тем больше горячился. У меня в руках был рог с пивом – я кое-что над ним нашептала. Хедин охотно у меня его принял, а когда выпил – забыл о том, что уже состязался с Хёгни и убедился, что они во всем друг другу равны. Честность и верность покинули его, а взамен пришли похоть, безумье и беспокойство, которые он принимал за храбрость, – последнее из трех духовных сокровищ, что старше даже асов и ванов.
– Может, ты и не уступаешь Хёгни в отваге и силе, – говорила я, будто сомневалась в этом, – но есть кое-что, в чем он без сомненья тебя превосходит, и об этом знают все на свете!
– Что же это такое? – нахмурился он. – У меня лучший на свете меч, с рукоятью, обвитой золотом! У меня лучшие на свете рога и чаши для пира, окованные серебром! У меня лучшие на свете кони, цветные одежды! Мой боевой корабль по величине и великолепию не имеет себе равных во всех Северных Странах!
– И все же есть некое сокровище, которое не скуешь, не купишь и не построишь. У Хёгни конунга имеется жена знатного рода – прекрасная, учтивая женщина, обученная врачеванию, рукоделию, искусной речи, службе богам и дисам и прочим умениям высокородной госпожи. А что же ты? Есть ли в твоем доме знатная женщина в уборах из золота, что могла бы поднести гостю чашу с учтивой речью? Или ты до сих пор пробавляешься благосклонностью рабынь, как подросток?
Хедин и правда взял в руки меч лет пятнадцать назад, и ему давно пришла пора жениться, только было недосуг подумать об этом, пока Один не вспомнил о нем и не вынудил меня вмешаться.
– Но где же мне взять такую жену? – Он устремил на меня жадный взор, стоя на коленях возле бревна, на котором я сидела.
– А разве ты не знаешь подходящей девы? У конунгов Мидгарда кончились дочери?
При его происхождении и славе любая дочь конунга пошла бы за него. Среднего роста, плечистый, широкогрудый, Хедин был довольно хорош собой. Светлые волосы и брови, золотистая борода, серо-голубые глаза. Нос немного курносый, но высокие скулы и впалые щеки придавали ему суровый и решительный вид, отчего он выглядел старше, чем был.
– Разве что ты! – Он попытался схватить меня за руку своей грубой рукой со шрамами на пальцах, где даже золотые перстни носили зарубки от чьих-то клинков. – Прекраснее тебя нет ни одной девы во всех девяти мирах!
Допустим, это так, но если я могла любить смертного, то его звали не Хедин… От этой мысли накатила тоска, будто порыв ледяного ветра, и я поспешно отогнала ее притворным смехом, опасаясь, что от этого холода поблекнут цветы моего убора.
– Разве ты не знаешь Хильд – дочь Хёгни? Она ничем не хуже его жены и могла бы стать достойной госпожой твоего дома.
– И правда, – он нахмурился, вспоминая Хильд, забытую после моего пива. – Она могла бы стать… Как только Хёгни вернется домой, я посватаюсь к ней…
Я расхохоталась, так, чтобы в смехе моем прозвучала издевка.
– Посватаешься? – презрительно повторила я. – Может, еще поклонишься ему до земли и будешь униженно молить, чтобы этот знатный господин снизошел к тебе, молодому и неопытному, и отдал тебе руку его дочери вместе с ее приданым? Я если он тебе откажет? А если сочтет, что ты для него недостаточно хорош? Или сама девушка заупрямится – может, ей по сердцу кто-то другой? Над тобой будут смеяться по всем Северным Странам, по всем девяти мирам, от Асгарда до самой Хель!
– Но что же мне тогда делать? Да нет, Хёгни мне не откажет! Мы с ним… – Хедин хмурился, отчаянно пытаясь одолеть застлавшую разум пелену. – Помнится… когда-то давно… мы были дружны…