Януш Корчак. Послесловие к сборнику "Король Матиуш Первый"

И с этим общим равенством перед законом в душу ребят и в душу воспитателя — он ведь и самого себя тоже продолжает воспитывать в живую душу Дома сирот входит сознание того, что пусть там, за стенами дома, бесконтрольно правят жандармы, войты, большие и маленькие чиновники, те, кто обладает силой, тут все — обязательно все — подчиняются главным нравственным законам.

Корчак несколько раз подавал на себя в суд: когда необоснованно заподозрил девочку в краже, когда сгоряча оскорбил судью, когда выставил расшалившегося мальчишку из спальни и т. д.

Он давал показания судьям — маленьким и большим, назначенным по жребию, — слушал их выступления, принимал приговор. В этом не было и тени позы, это каждый раз было для него серьезнейшей проверкой, порой очень горькой и болезненной. Это позволяло ему еще и еще раз увидеть себя в особых измерениях — в координатах детского мира.

Один раз суд применил к нему семьдесят первую статью: «Суд прощает, потому что подсудимый жалеет, что так поступил». Три раза была применена двадцать первая статья: «Суд считает, что подсудимый имел право так поступить».

«Я категорически утверждаю, — писал Корчак в книге «Дом сирот», — что эти несколько судебных дел были краеугольным камнем моего перевоспитания как нового «конституционного» воспитателя, который не обижает детей не потому только, что хорошо к ним относится, а потому, что существует институт, который защищает детей от произвола, своевластия и деспотизма воспитателей».

Янушу Корчаку удавалось сохранить тот особый идейный мир, в котором живут его детские дома, и потому, что он опирался на поддержку свободолюбивой, ненавидящей насилие польской интеллигенции, на поддержку живых, борющихся за свободу, и мертвых, павших за свободу.

Корчак теснейшим образом связан с лучшим в духовной жизни народа. И идея детского суда, детского правосудия, одна из важнейших для Корчака, возникает из чтения польских хроник 1783 года. «Пусть, говорят хроники, — ученики, когда не смогут примириться сами, выбирают третейских судей и посредников из среды своих соучеников».

Корчак писал сказки, книги о воспитании, которые заставляют и еще многие поколения во многих странах будут заставлять — по-иному, тревожнее, серьезнее задуматься о судьбе детей.

Он создает «Малый Пшеглёнд», первую в мире печатную газету, делающуюся не для детей, — а самими детьми, защищающую интересы ребят. На одной из варшавских улиц домовладелец отгородил свой участок колючей проволокой. «Играешь рядом, на пустыре, — пишут ребята, перелетит мяч за ограду, все на себе изорвешь, сам окровенишься, пока добудешь мяч. Это несправедливо».

Заключенный немцами в Освенциме Неверли, секретарь «Малого Пшеглёнда», встретил бывших корреспондентов газеты: он знал их, когда они были детьми, вступающими в жизнь, теперь они подростками кончали жизненный путь. Кругом колючая проволока под током высокого напряжения, небо серое от дыма газовых камер, все ребята знают, они обречены.

В гетто во время вспыхнувшего там героического восстания другие корреспонденты «Малого Пшеглёнда» истребляли фашистов. Окруженные вдесятеро превосходящими силами уходили под землю, в ходы подземных коммуникаций Варшавы, и оттуда, почти безоружные, вновь и вновь нападали на врага, пока не погибли все до единого.

Педагогика Корчака полярна идее непротивления злу. Она воспитывает людей, непримиримых к насилию, ко всякой неправде. Матиуш был храбрым воином. В сущности, он младший брат Дон-Кихота, с каменистых полей Ламанчи переселившийся в страну детства, извечные владения странствующих рыцарей. Кажется, что Матиуш был среди обреченных на гибель ребят в Треблинке и Освенциме и среди ребят, подростков, которые сражались с немцами в Варшаве.

В книге «Как любить детей» Корчак писал: «Погруженные в свою борьбу и в свои заботы, мы детей не замечаем, как не замечали раньше женщин, крестьянина закабаленные народы…»

Он мечтал реформировать мир, убедить, что объяснение в любви детству пора заменить или дополнить реальным признанием его равноправия. Пусть будет для детей столько же театров, как и для взрослых, во всяком случае не меньше: ведь не меньше же нас они нуждаются в зрелищах. Пусть будут концертные залы для детей, картинные галереи с произведениями детей-художников, пусть жилые дома не сжимают, не душат школьные дворы.

И пусть будут не только театры для детей, а самоуправляющиеся детские театры, газеты, редактируемые детьми, как «Малый Пшеглёнд», самодеятельные детские клубы.

У Корчака были огромные замыслы, широкая просветительская работа отнимала все силы. Почему же он не оставил свои детские дома — Наш дом и Дом сирот, чтобы освободить время для создания книг, необходимых миллионам детей и взрослых?

Вероятно, потому, что не мог так поступить.