Читаем Японская цивилизация полностью

Власть воинов в эпоху Хэйан не предвещала в будущем бурного развития драматических событий. Официальные структуры игнорировали военные сообщества, возникала параллельная администрация, которая сначала дублировала правительственных должностных лиц и постепенно вытеснила их своей более эффективной иерархией. Ее представители, начальники охраны поместий (ёриоси), провинций (цубуси) и воины (самураи) назначались для исполнения воли того, кто удерживал реальную власть, — владельца поместья. Формирование этой администрации в провинциях и честолюбие отдельных лиц объясняют постоянную готовность, с которой берется в руки оружие в эпоху Хэйан: восстания Тайра-но Масакадо (935–940), Фудзивара-но Сумитомо (939–941

), Тайра-но Тадацунэ (1028–1031), выдвижение на политическую сцену Минамото-но Ёриоси и Минамото-но Ёсийэ (1051–1062). Последний мятеж стал началом крушения старого режима, который еще продержался до конца XII столетия.

Захват власти воинами обозначил завершение того медленного процесса, который превратил Японию в феодальное государство. Императорский двор, на который давила тяжесть экономических проблем и человеческих действий, не мог вынести этой ноши и вынужден был признать случившееся: в 1069 году император Го-Сандзё (

1068–1072) учредил «ведомство по внесению в списки и разграничению владений» (кироку сёэн кэнкэй дзё); сам принцип его означал установление кадастра.

Правление императора Го-Сандзё обозначалось во многих отношениях изменениями в политической истории эпохи Хэйан. В самом деле, его мать, которая сама принадлежала к императорскому роду, не была связана узами крови с семейством Фудзивара, что противоречило обычаю, существовавшему более двух столетий. Согласно этому обычаю, супруги императора должны были происходить из этого влиятельного клана (в той или иной степени родства). Короткое царствование Го-Сандзё продолжалось всего лишь четыре года, но императоры после него: Сиракава (1072–1086), Хорикава

(1086–1107), Тоба (1107–1123), Сиутоку (1123–1141) —
уже не были соединены кровными узами с партией Фудзивара, что говорит об упадке этого рода. Императоры воспользовались этим и попытались ограничить влияние вельмож благодаря изобретательной системе, которая получила название «правление из монастыря» (инсэй). Император, у которого уже был наследник в таком возрасте, что он был способен нести нелегкий груз дворцовых обязанностей, отрекался от престола, когда считал, что от этого будет польза, и находил убежище в стенах монастыря. Оттуда, вдали от забот дворцовой жизни, борьбы партий и прочих неприятностей, он, используя свой авторитет, прилагал усилия для усмирения честолюбцев, которые год от года все ожесточеннее боролись за власть. Этот довольнотаки странный способ управления, сила которого состояла именно в его неявности, использовался в течение ста лет, до крушения под ударами Минамото рода Тайра (могущество которого достигает высшей точки при Тайра-но Киёмори) — открытых сторонников императоров. Им не удалось повернуть дело в свою пользу, а поражение привело к перераспределению властных полномочий и обновлению в составе должностных лиц.

Сражение при Дан-но Уре (1185) положило конец беспрерывным войнам, в которых роду Тайра так и не удалось победить. Времена изменились. Миф о централизованном государстве исчез, и если фигура императора всегда почиталась как традиционный символ власти, то они утратили всякий авторитет в повседневной политической игре и управлении.

Правление Фудзивара было отмечено глубоким контрастом между роскошью двора и нищетой деревни. Одновременно в этот период был достигнут ослепительный расцвет японской цивилизации — словно редкостная жемчужина, образованная из чужеродных элементов, это поразительное сокровище возникло из нищеты, апатии и изоляции, блистательное видение, порожденное ощущением однообразия жизни и необратимости течения времени.

Церемонии, предрассудки, интриги регулировали жизнь двора. Фудзивара-но Моросукэ (908–960) описал в своих «Последних желаниях Кудзё-дона» (Кудзи-доно-Юкаи) жизнь аристократа X века: утром, проснувшись, он тихим голосом семь раз произносит имя своей звезды-покровительницы. Затем чистит зубы и умывается и, обратившись лицом к Востоку, молится Будде, а затем другим богам. После записывает в дневник события, происшедшие накануне, съедает свою чашку риса и причесывается с помощью гребня. Последнее не ежедневная процедура — было достаточно одного раза в три дня. Естественные потребности реальной жизни были расписаны по минутам. В день Быка стригли ногти на руках, в день Тигра — на ногах, в течение следующих пяти дней полагалось купаться — предписание необходимое, и этой процедурой наслаждались всю жизнь. В восемнадцатый день месяца полагалось быть очень внимательным: имелся риск, что вторгнутся воры. Утверждалось также, что в день собаки можно подвергнуться бесчестию: вот откуда взяли обычай в этот день покидать дворец.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие цивилизации

Византийская цивилизация
Византийская цивилизация

Книга Андре Гийу, историка школы «Анналов», всесторонне рассматривает тысячелетнюю историю Византии — теократической империи, которая объединила наследие классической Античности и Востока. В книге описываются история византийского пространства и реальная жизнь людей в их повседневном существовании, со своими нуждами, соответствующими положению в обществе, формы власти и формы мышления, государственные учреждения и социальные структуры, экономика и разнообразные выражения культуры. Византийская церковь, с ее великолепной архитектурой, изысканной красотой внутреннего убранства, призванного вызывать трепет как осязаемый признак потустороннего мира, — объект особого внимания автора.Книга предназначена как для специалистов — преподавателей и студентов, так и для всех, кто увлекается историей, и историей средневекового мира в частности.

Андре Гийу

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука