Японский гербарий

Он заметил лишь одно: мальчик копия Зигни. Как и Питер.

И еще — Кен был потрясен — Зигфрид владел японским языком.

Глядя на отца глазами, которые были точной копией глаз Зигни, парнишка спросил:

— До дэс ка?

— Он спрашивает, как у тебя дела, — поспешила перевести Зигни.

Кен был ошарашен. Так что, все разговоры о нездоровье Зигфрида сплошное пустословие? Да, да, наверное. Ну еще бы, разве у меня мог родиться больной сын?! Да Зигфрид просто гениальный ребенок, а все дети с нестандартным уровнем развития могут показаться больными тем, кто мыслит стандартными категориями.

Кен смотрел в ясные серые глаза сына и чувствовал, как на его собственные наворачиваются слезы. А если бы ребенок, этот светлоголовый Зигфрид, так похожий на шведа, был бы здоров с самого начала? Кто знает, может быть, их с Зигни жизнь сложилась бы иначе? Тогда он не отпустил бы Зигни от себя, потому что не чувствовал бы за собой вины, потому что именно его род обрек дитя на боль. И Зигни тоже.

— Ий дэсе, милый. У папы все хорошо, — ответила Зигни сыну.

— Как-как? — с улыбкой переспросил Кен.

Мальчик повторил фразу по-японски и, расплывшись в улыбке, добавил:

— Я так и знал, мамочка.

Кен моргал и никак не мог прийти в себя от потрясения.

— Зиг, он что, спрашивал меня по…

— Именно так, он спрашивал тебя по-японски, как дела. И я ответила за тебя — надеюсь, не ошиблась, что у тебя хорошо. У тебя ведь правда все хорошо? Как и у нас. — Она потрепала узкой рукой с длинными пальцами с идеально сделанным маникюром светлую головку сына. — Наш мальчик талантлив. К языкам.

— Папочка, хочешь, я поговорю с тобой еще?

— Милый, папа предпочитает говорить по-английски. Он не знает японского.

— Ты еще его не научила? — искренне удивился мальчик. — А он может говорить по-шведски?

— Нет пока. Но обязательно научится. Позднее. — Зигни поцеловала сына и, наклонившись, прошептала: — Карэ-ва соно кото-ни… — И перевела для Кена: — Я сказала Зигфриду, что ты не проявляешь большого желания. Пока не проявляешь. — Она улыбнулась и добавила: — Я верно говорю, Кен?

Кен потрясенно смотрел на ребенка. Да может ли такое быть? Может, мальчик не был болен с самого начала? Страшный диагноз — врачебная ошибка? Такое случается.

— Но, Зиг, если сын не просто здоров, а еще и талантлив, для чего держать его тут? Давай увезем его домой, в Америку. И будем жить все вместе! Мы арендуем новый большой дом…

— Не спеши, Кен, Зигфриду здесь хорошо. И Питеру тоже. Я бы хотела, чтобы они подольше оставались в Шотландии.

А потом они с Зигни отправились на машине к морю. Кен, кажется, напрочь забыл о Салли, из постели которой выбрался несколько часов назад. Ее сейчас не было с ним даже в мыслях, Зигни овладела Кеном целиком.

Они отъехали от города и оказались в маленькой деревушке — всего несколько домов из серого мощного камня, от которых веяло такой надежностью и такой неколебимостью, что невольно возникало чувство защищенности у того, кто смотрел на эти дома.

Оставив машину на площади посреди деревни, они пошли вдоль берега моря, по самой кромке воды. Волны бились о прибрежные камни, стараясь дотянуться до ног Зигни и Кена. Кену вдруг показалось, что он уже не на Земле, а на другой планете, где другой мир, который населяют другие люди. Его взяла в этот мир колдунья Зигни, посланница чужого мира.

Он зябко повел плечами.

— Тебе холодно, Кен? Это суровые места, но, стоит привыкнуть к ним, и сразу станет тепло, уютно… Разве ты не чувствуешь в здешней природе какую-то особенную надежность, покой?

— Ты говоришь так, будто сама давно прочувствовала это, — заметил он. — Зиг, я все же хочу…

— Погоди, я знаю, чего ты хочешь. Но пойми, я сначала должна отдать долг, мне подарено невероятное счастье, и оно пришло через тебя, Кен…

— В таком случае, разве я не достоин кусочка счастья?

Он обнял Зигни за плечи. Какая красивая женщина! Но Кену показалось, что сейчас он обнимает призрак, ускользающий от него.

Да, черт побери, какой призрак! — возмутился Кен. А дети, которые живут здесь, мои дети, Зигфрид, о котором говорят, что он больной… Да не сам ли я болен?! В своем ли я уме?! За что мне все это, простому американскому парню, который хотел жить только так, как его родители и знакомые, а не выдуманной, призрачной, какой-то фантастической жизнью?!

— Зиг, ты перестала меня хотеть. Я не понимаю… — Боже, как я жажду оказаться с ней в постели! — Зигни, — сдавленно прошептал Кен, — я хочу тебя. Ты перестала меня хотеть…

Она шумно вздохнула.

— Тебе трудно будет понять, Кен. Нет, я не перестала тебя хотеть. Но у меня такое странное чувство, что я отдаюсь им, японским мужчинам, которые жили много веков назад. Я вижу каждого, будто наяву, когда читаю сочиненные ими стихи о любви.

Кен смотрел на Зигни, и ему казалось, что он бредит. Живая, теплокровная женщина, которую он столько раз любил, которая невероятна в постели… Что она говорит? Или ему мерещатся эти слова?

— И знаешь, что еще более странно? У этих мужчин твое лицо, твое тело, твои руки, губы, все твое. — Она усмехнулась. — Понимаешь? Я с тобой каждый день, каждую ночь, Кен.