Японский парфюмер

И вдруг — телефонный звонок, непристойный в своей очевидности и абсолютно неуместный. Я вскрикнула. Стояла уже глубокая ночь…

Тут можно было бы поговорить о страхе, порождаемом ночными телефонными звонками, но… стоит ли? Все мы знаем, что это такое и что при этом чувствуешь.

Я схватила трубку. Сна как не бывало.

— Я тебя не разбудил? — В трубке ленивый голос бывшего любимого человека, ныне жениха, Юрия Алексеевича.

— Ты?! Что случилось?

— Ничего не случилось. Вот, решил позвонить. Соскучился. То есть, конечно, случилось.

— Решил позвонить… в два ночи? Ты в своем уме?

— Старею, наверное. Бессонница замучила. Дай, думаю, позвоню старому другу, а старый друг недоволен. Никто, оказывается, никому не нужен. Позабыт, позаброшен.

— Ври больше! Какая бессонница? Ты же теперь у нас ночная бабочка — работаешь ночью, спишь днем.

— Как ты меня… приложила. Ночная бабочка! Сказала бы уж — мотылек. Нет в тебе женской мягкости, Катюша!

— Иди к черту!

— Ладно, как-нибудь… схожу. Между прочим, я звоню по делу.

— В два ночи?

— Именно. Я звоню из палаты номер шесть. То есть номер четыре.

— Из больницы? Ты что, вернулся к своим пациентам?

— Я теперь сам пациент, Катюша. Меня чуть не убили. То есть убили, но не полностью… не до конца.

— Кто тебя чуть не убил? Что ты несешь?

— Мне не до смеха. Видела б ты меня… Весь в бинтах, распластан, увешан гирями…

— Ты… правда? — Я, кажется, начинаю верить, что это не очередной его дурацкий прикол. — Что случилось?

— В меня стреляли.

«Кому ты нужен!» — едва не вырвалось у меня, но я вовремя прикусила язык.

— Что… в тебя?

— Стреляли в меня, говорю.

Я вспомнила улицу Космонавтов, где живет Володя Галкин, и поежилась. Пробормотала:

— Ночью на улицах опасно…

— Меня подстрелили не на улице, а совсем наоборот.

— А где?

— На рабочем месте, у станка. Производственная травма.

Я рассмеялась.

— Это в заведении-то для избранных! Им не понравилась твоя манера исполнения?

— Какая ты все-таки язва, Катерина! Ох! — вдруг вскрикивает Юрий Алексеевич и объясняет: — Неудачно повернулся.

— Ты… серьезно? — Похоже, не шутит.

— Очень, поскольку речь идет о моей конечности, а не о чужой.

— Тебя ранили в руку?

— К счастью, в левую.

— У вас там… стреляют?

— Ну, бывает. Как и везде. Разборки между конкурентами, то, се…

— Доказывающие, что их законы работают.

— Злопамятность — один из семи смертных грехов, Катюша. Я давно замечал, что в твоем характере присутствует нечто ядовитое. Запомни, женщина, ты должна быть тем, чем тебя хочет видеть мужчина — спокойной, ласковой, заранее на все согласной милой подругой.

— А чем должен быть мужчина?

— Самим собой. Личностью. Героем.

— Эгоистом то есть. А если он ничтожество?

— Надеюсь, это не обо мне?

— Не о тебе, успокойся. Странный вопрос. — Я хихикнула. Несмотря на высокомерие и занудство, вполне суетен. Переживает за впечатление, которое производит.

— Действительно, странный. Это я не подумав. Так вот, если он ничтожество, не подходи к нему близко.

— А как же узнать заранее?

— Приходи ко мне в палату номер шесть. Тьфу ты! Четыре! Я научу тебя разбираться в людях.

— А где тебя искать?

— Это такая маленькая скромная частная больничка. Запиши адрес. Пушкина, восемнадцать, дом с колоннами в саду, чугунная ограда и охрана. Не ошибешься.

— Когда?

— Приходи завтра в четыре. То есть уже сегодня. После всех причитающихся мне процедур. Ежели выживу, буду ждать с нетерпением.

— Жди. Ложись, спокойной ночи.

— А я лежу. Звоню тебе с одра по личному телефону. Кстати, что такое «одр»? Кровать?

— Наверное. Говорят же — у смертного…

— Типун тебе на язык! — перебивает меня Юрий. — Не к ночи будь помянуто! Целую твой круглый носик. До скорого.

* * *

Птичка на часах в кухне чирикнула три раза. Извертевшись, перевернув несколько раз подушку и окончательно потеряв надежду уснуть, я лежала с открытыми глазами и размышляла. Когда-то, много лет назад, когда я была совсем маленькой, соседка спросила маму, почему ее трехлетний сынишка переворачивает во сне подушку. Несколько раз за ночь. Я привыкла, что соседи всегда задают маме всякие медицинские вопросы, и всегда переживала — а вдруг на какой-нибудь особенно заковыристый вопрос мама не сумеет ответить?! Так почему же этот мальчик переворачивает во сне подушку? С чем это связано? С какой-нибудь тайной хворью? «Мальчик здоров, — сказала мама. — Ему просто жарко, а с другой стороны подушка прохладнее. Укрывайте его полегче». Той же ночью я перевернула подушку и убедилась, что с нижней стороны она действительно холоднее. С тех пор это стало моей привычкой. Попробуйте сами — это помогает уснуть. Но сейчас эта маленькая хитрость не сработала.