Ярлыки

— Похоже, она достигла вершины мира!

— О Корал, ты же знаешь, что Майя очень несчастная девочка…

— Хочешь сказать, что по моей вине? Наоборот, я отклонилась от своего пути, чтобы помочь ей, стать ее поддержкой… и что я получила за это? Она или творила за моей спиной такое, что едва не стоило мне моего положения, или швыряла тяжелые стеклянные предметы мне в голову.

Колин встал.

— У тебя был сегодня тяжелый день, я думаю, тебе следует лечь спать.

Она глядела, как он уходит, усталый и измотанный.

Она легла в кровать, но всю ночь не могла избавиться от мыслей о Донне Брукс. С этой женщиной она еще должна посчитаться. Позднее, когда уже нечего будет терять. Сначала она должна добиться высокого положения в другом престижном издании, а уж тогда плюнет ей в глаза, разумеется, сохраняя стиль, с шиком.

* * *

Новая фирма «Дэвид Уинтерс Инкорпорэйтед» в первый же год своего бешеного успеха стала легендой. Дэвид во всем доверился Эду Шрайберу в этой неправдоподобной, вроде сказки о Золушке, истории.

Байка о том, как они на тачке катили мешок со своими первыми образцами платьев и пальто по Восьмой авеню через весь город к «Блумингдейлу», «Бенделу» и «Саксу», а потом получили заказы от всех этих трех магазинов, вскоре стала мифом в мире моды.

Платья были признаны образцом блестящего дизайна, своевременной, высококачественной моды на рынке, насыщенном всякими дешевыми и причудливыми товарами.

Ткани, которые они использовали, не были дешевыми, не была такой и сама одежда, и все же они, начав с нуля, в первый же год достигли оборота в миллион долларов.

Рекламная кампания развернулась в новом направлении: двенадцатистраничная реклама в лучших журналах, с фотографиями мрачного, сексуального Дэвида, иногда без рубашки, на пляже, а на заднем плане девушка-модель, одетая в его платье.

Необычные фотографии создали имидж фирмы и обратили внимание восхищенных женщин на то, что этот очень привлекательный дизайнер-мужчина любит женщин и хочет, чтобы они носили его платья. Женщины откликнулись, они собирались на его персональные выставки в универсальных магазинах, просили автографы, спрашивали совета, даже назначали свидания. Дэвид совершил турне по Америке с хореографической шоу-группой, заключая каждое представление короткой речью и продавая платья покупательницам, которые становились его поклонницами и клиентками.

Эда и Дэвида видели в Нью-Йорке с самыми красивыми моделями. «Лейблз» и «УУД» фотографировали обоих с их новыми подругами на всех больших приемах, премьерах и в домашней обстановке. И все же оба мужчины рассматривали свой имидж плейбоев как шутку судьбы, каждый ждал сигнала от женщины, которую он любил и не мог заменить или забыть.

Дэвид по-прежнему время от времени звонил Майе. Их разговоры были неловкими, прерывались вздохами, когда каждый из них не знал, что и сказать. Они говорили о Маккензи и ее новой репутации затворницы: она не виделась с ними и не показывалась на публике со дня похорон Элистера.

Мир Майи тоже сузился. У нее было всего несколько друзей и достаточно много времени, чтобы сидеть дома и читать последние новости в «Лейблз». Одна заметка косвенно касалась и ее:

«Действительно ли назревают неприятности в непрочном семействе Ру? Женатый менее двух лет, Филипп Ру вчера отверг слухи, что его брак с Жозефиной близок к раннему финалу. Обозреватели, однако, находят, что пара не выглядит благополучной. Уэйленд Гэррити из «Хедквотерз» в Нью-Йорке, первый поборник стиля Ру, бодро сообщает о хорошей продаже готовой одежды Ру исключительно в этом магазине…»

Майя жадно впитывала эти слухи, боясь даже подумать о том, что могло бы произойти, если бы Филипп вдруг стал свободен.

Уэйленд настойчиво советовал ей совершить турне по стране для популяризации своих платьев и брался организовать его. Она отказывалась: публичные выступления ее пугали. Она хотела оставаться анонимной.

Майя никогда не позировала фотографам и не давала интервью.

— Ты Грета Гарбо индустрии моды, — сказал Уэйленд, пощекотав ей подбородок, — чего ты опасаешься, когда все так хорошо продается?

Но успех ее фирмы не принес Майе ни счастья, ни спокойствия, которых она искала. Жаркими нью-йоркскими ночами, когда ее тело понимало что-то, чего не мог постигнуть разум, она чувствовала, что изнывает по ласке, что в ней просыпаются женские инстинкты. Манхэттен захватил ее, и ей не хотелось покидать его.

Она впитывала каждое слово, появлявшееся в печати о Филиппе. Ему больше не удавалось добиться столь же восторженных одобрений критики, какие получила «их» коллекция, но его репутация так упрочилась, что он мог без всяких усилий преуспевать, повторяя ее дизайны в разных тканях и комбинациях. Между тем, одеколон «Филипп», с его портретом на этикетке, становился популярным и широко рекламировался по всей Америке. Этот портрет попадался ей на глаза на каждом уличном перекрестке, на каждом автобусе и рекламном щите.

* * *