Ярлыки

– Не беспокойся, я не выдам твой секрет. Уэйленд показал мне твои модели, и я понял, что только ты могла быть их автором. Ты удивительно талантливый дизайнер, Майя. Ты создала модели для того участка рынка, для которого еще не работал никто. И сделала это великолепно.

– Просто забавно, что ей нравятся эти модели… – Майя грустно улыбнулась. – Мне всегда казалось, что моей матери понравятся мои модели, если только она не будет знать, что их придумала я.

Колин наклонился к ней.

– Майя, ты сможешь кое-что сделать для нее?

– Что? Она не желает видеть меня!

– Уэйленд сказал мне, что ты никому не даешь интервью. Анонимность и тайна Анаис утвердилась в мире моды. Почему бы тебе не дать твоей матери эксклюзивное интервью? Позволь, чтобы «Хедквотерз» организовал его. Когда она приедет, ты будешь ждать ее.

– И вы считаете, что мы упадем друг другу в объятья и поклянемся в вечной любви и преданности?

Майя грустно посмотрела на него.

– Колин, она просто повернется и выйдет из комнаты!

– Может быть, ты и права, – признал Колин. – Но нам нужно попытаться сделать хоть что-нибудь или, скорее, все что угодно, чтобы как-то помочь ей.

Он попросил у официантки счет.

– Тебе не хотелось бы посмотреть, каким может стать полуразрушенное, грязное и убогое помещение, если над ним немного поработать?

Войдя в его просторную комнату, Майя оглянулась и села на диван, предварительно сбросив с него множество журналов. На стенах висели последние рисунки Колина. Это были прекрасные красочные воплощения моделей Билла Бласса, Холстона и Джеффри Бина.

– Вам удалось придать им роскошный, почти скульптурный вид, – восхитилась она.

Колин придвинул к дивану кресло. У него были такие озабоченные и серьезные глаза.

– Почему ты захотела повидать меня? – спросил он. Майя откинулась на мягкие подушки и глубоко вздохнула.

– Я знаю, что мне нужно пойти к врачу-психотерапевту, но я не могу заставить себя сделать это. Мне показалось, что лучше всего поговорить с вами – если только у вас есть время.

Он внимательно слушал ее. Она рассказала ему все. Никогда и никто не слушал ее так, как сейчас Колин.

У него было такое выражение лица, что Майя чувствовала: она говорит что-то важное и умное, даже если и немного путано. Она казалась себе такой интересной собеседницей, что решила вспомнить всю свою жизнь.

Ей было не стыдно описывать ему сексуальные подробности. Майя говорила о своих ощущениях, как будто это были чьи-то, а не ее клинические симптомы. Внимание Колина делало ее жизнь важной и открывало какие-то перспективы. Его сочувственное спокойствие гасило ее чувство стыда и страх, успокаивало ее, снимая панику и истерию.

Когда она закончила, он сжал ее крепко сцепленные руки. Это был жест симпатии и сочувствия.

– Я все прекрасно понял, – тихо сказал он. – Я не специалист, Майя. Может быть, врач-психотерапевт мог бы обсудить с тобой твое детство и выяснить причину твоего страха. Я не могу поставить тебе диагноз…

– Это все неважно. – Майя встала и широко развела руки. – Мне уже гораздо лучше. Я все рассказала вам и избавилась от тяжкого гнета. Может быть, я научусь жить с этим и не ждать слишком многого от этой сферы жизни.

– Но почему ты хочешь прожить свою жизнь в состоянии эмоциональной недостаточности? – неожиданно взорвался Колин. – Ты – такая красивая и талантливая…

Она удивленно посмотрела на него. Он покачал головой.

– Не обращай на меня внимание, дорогая. У меня есть свои комплексы. Мне всегда казалось, что красивые, высокие люди должны быть очень счастливыми. Я не понимаю, почему тебе должно недоставать какого-нибудь аспекта интересной и полной жизни и, в особенности, любви или сексуальных отношений?! Но обещай мне, что, если тебе станет совсем плохо, ты пойдешь к врачу, или хотя бы встретишься снова со мной!

Майя села и начала тщательно разглаживать свою длинную и пышную юбку.

– Что, если я и Филипп по-настоящему влюблены друг в друга? – спросила она. – Может, он единственный мужчина в моей жизни? Вы что, не верите в любовь?

Колин задумчиво улыбнулся ей.

– Да, я верю в любовь, – тихо ответил он. – Я много лет люблю твою мать. Но я не позволил, чтобы это стало для меня наваждением. Тебе легче считать, что твоя любовь к Филиппу мешает тебе быть счастливой – это так легко все объясняет!

– Но я чувствую любовь Филиппа! – запротестовала Майя. – Даже сейчас я знаю, что когда-нибудь мы будем вместе!

Колин пожал плечами.

– Многие люди живут надеждой, Майя! Мне кажется, что так жить невозможно. Надежда убивает радость настоящего! Если ты живешь надеждой, ты лишаешься радости от сегодняшнего дня!

– Вы сказали, что любите мою мать, – резко возразила она. – Разве вы не живете надеждой?

– О нет! – Он пристально смотрел на нее. – У меня нет никакой надежды, и я не жду, что будет что-то хорошее. Я превратил мою любовь в любящую дружбу. И она всегда будет именно такой.

– Моей матери повезло, что у нее есть такой друг, – сказала Майя. – По ее щекам покатились слезы от жалости к себе и к матери. – Спасибо, что вы пытаетесь мне помочь, и спасибо вам за мою мать.

Она глянула на часы.