– Итак, – она протянула руку, и Майя присела на краешек кровати, – мы опять одна семья! В этом единственная светлая сторона трагедий: они сплачивают семьи, даже такие крошечные, как наша. – Майя сжала руку матери, все еще не веря этой новой Корал. Может, мать в шоке, подумала она. – Я была так горда, что увидела тебя, когда Вирджиния открыла дверь, – продолжала Корал. – Ты пришла меня поддержать. Сейчас мне понадобится вся поддержка, какую я только смогу обеспечить. Этот несчастный случай не увеличит мою популярность. «Уименз Уэр» завтра же пойдет в атаку, можешь быть уверена.
– Это, наверное, было ужасно? – спросила Майя. – Бедняжка Мэйнард, как она могла это сделать?
Взгляд Корал, которым она смотрела на свою дочь, вдруг стал суровым.
– Ее карьера значила для нее больше, чем собственная жизнь. Только представь себе! Нельзя допускать, чтобы подобное произошло и с нами, дорогая!
Зазвонил телефон, испугав их. Корал подала трубку дочери.
– Скажи, что я отдыхаю, дорогая.
Звонил фельетонист из газеты, и Майя от него отделалась.
– Приготовить тебе что-нибудь поесть? Сэндвич? Суп? Корал задумалась.
– М-м-м, может быть, очень тоненький сэндвич, дорогая? Что-нибудь в английском стиле? В холодильнике, кажется, есть огурец. И унеси этот проклятый сладкий чай, который приготовила Вирджиния. Замени его на тройное бренди. Я немного вздремну.
Майя закрыла дверь в спальню матери и на цыпочках прошла на кухню. Она поджарила немного хлеба и нарезала на тонкие кусочки огурец – как любила Корал. Она подумала, что Корал, может быть, опять пригласит ее жить здесь. Заваривая себе свежий кофе, она постоянно посматривала на висевший на стене кухни телефон. Надо было при первом же звонке взять трубку, чтобы не проснулась Корал. Вдруг загорелся красный огонек: разговаривали по аппарату в спальне. Майя тихо подошла к двери в спальню и прижала к ней ухо.
– Темный серо-зеленый! – твердо говорила Корал. – Или глубокий блестящий черный! Я всегда ненавидела мягкий беж, который она использовала. Я хочу, чтобы все выглядело иначе, и сейчас я говорю не только о мебели в приемной, Ллойд. Иначе должны выглядеть все страницы, иначе надо компоновать материал, надо переделывать все! Я выкидываю все, над чем она работала. Я хочу, чтобы на каждой странице в апрельском выпуске журнала стояла моя подпись, начиная с обложки! О Ллойд, к тому времени, когда этот номер появится в киосках, никто и не вспомнит, кто такая Мэйнард Коулз.
Майя поспешила в кухню. Когда она принесла еду, Корал сидела на кровати и рылась в своих бумагах.
– Мне надо было позвонить Ллойду по поводу новой обложки журнала, – оживленно сказала она Майе. – Мне пришла в голову отличная мысль: нарисовать на обложке лицо Верушки в том стиле и тонах, что и ее платье от Пуччи! Мэйнард никогда всерьез не относилась к Пуччи!
Майя осторожно поставила поднос.
– Ты получила должность Мэйнард, но все произошло так ужасно, – медленно произнесла она.
– Я это знаю, – сказала Корал и понимающе кивнула. На лице ее появилась кривая улыбка. – Во мне тоже ужасная пустота! – Она взяла сэндвич с огурцом и посмотрела на него, потом отложила в сторону. – Я совсем потеряла аппетит. Думаю, мне не повредит сбросить пару фунтов.
Майя села на краешек кровати.
– Я кое-что слышала из твоего разговора о том, чтобы заново оформить кабинет и выкинуть все, над чем она работала, из очередного выпуска журнала. Бедняжку Мэйнард еще и не похоронили…
Корал холодно на нее посмотрела.
– Ее кремируют, – сказала она.
– Ты не считаешь, что следовало бы подождать, пока все закончится?
Глаза Корал сузились.
– Поэтому ты и пришла сюда? Чтобы совать нос в мои дела? А я-то думала, что ты заботилась обо мне!
– Я и была озабочена, мама…
– Я знала, что это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, Майя. Маленькая семья из двух человек опять воссоединилась! Какая шутка. Ты перепутала роли. Ребенок не имеет права критиковать родителей. Я не хочу, чтобы ты сидела на шее у Уэйленда. Я буду выплачивать твое содержание. А теперь лучше иди. У меня много работы, и я предпочитаю, чтобы мои телефонные звонки не прослушивались.
Слезы жгли Майе глаза, когда она закрывала дверь спальни. Зачем было приходить, подумала она. Майя прошла по Пятьдесят седьмой улице к квартире Уэйленда. Она сердилась сама на себя за то, что жалость к Корал затуманила ее сознание.
– Она – чудовище, – Майя плакала, а Уэйленд ее обнимал. – На какое-то мгновение я подумала, что мы с мамой пойдем вместе одной дорогой. Она казалась такой слабой и потерянной… Мне надо было знать, что она просто разыгрывала представление, чтобы произвести впечатление на свою секретаршу.
– Я рад, что она тебя не отвоевала, – признался Уэйленд.
Он смешал в большом кувшине водку с мартини и налил Майе и себе по стакану. Затем подал ей стакан.
– Тебе гораздо полезнее оставаться здесь. Я-то уж научу тебя всему, что ты должна знать об индустрии моды и о чем ты боялась спрашивать.