Ярмарка в Сокольниках

Я сидел за пустынным столом Меркулова и нечеловеческим усилием воли заставлял себя не думать о Ритиной смерти. Но все равно думалось только об этом, и в какие-то моменты я готов был подняться, ворваться к Семену Семеновичу, в кабинет криминалистики, схватить пистолет, пойти и собственноручно застрелить Кассарина. Отомстить за Риту. За Костю. За себя… за отца…

Полчаса тому назад я пришел на работу и меня охватило чувство, будто я после десятилетней отлучки вернулся домой, где меня давно перестали ждать. Я избегал сочувственных взглядов и вопросов и думал — не сотворите из меня героя…

Справочная 11-й бил MI п им была занята минут пятнадцать, потом, наконец, пожилом голос ответил:

— Меркулов? Константин Дмитриевич? Палата двенадцать? Температура тридцать девять и две десятых, состояние тяжелое, стабильное.

В субботу и воскресенье целый день была температура сорок и критическое состояние. Господи, Господи, не дай ты умереть моему Меркулову…

— … Вы слышите, Александр Борисович? — только сейчас я заметил, что отчаянно мигает глазок внутреннего селектора. — Вас вызывает прокурор Москвы товарищ Емельянов с делом Ракитина…

Так… Ну что ж, самое время отобрать у Меркулова это дело и передать другому следователю или… в КГБ. Я достал из сейфа две папки и с отвращением бросил их на стол.

В кабинете Емельянова сидел Пархоменко и смотрел в рот новому начальнику. Прокурор Москвы, постукивая карандашом по столу, без всякого предисловия сказал:

— Ошибкой товарища Меркулова, а также вашей ошибкой, товарищ Турецкий, была несогласованная с нами, — он указал карандашиком на себя и Пархоменко, — поездка к товарищу Чебрикову.

Пархоменко закивал головой, не отрывая взгляд от лица Емельянова. И хотя я и не собирался вступать в переговоры по поводу наших с Меркуловым «несогласованных» действий, Сергей Андреевич Емельянов запротестовал:

— Нет, нет, Александр Борисыч, я не собираюсь сейчас обсуждать, жто прав, кто виноват, тем более, что понесены такие потери… но нам предстоит работать дальше, выполнять свой долг перед народом, перед партией и правительством. — Он протянул руку, и я вложил в его пухлую ладонь две объемистые папки. — Сегодня истек десятидневный срок, данный нам Центральным Комитетом на обнаружение убийц. Ваша бригада отлично справилась с заданием. Сегодня я рапортую ЦК о раскрытии убийства. Но, как я понимаю, дело Ракитина обросло добрым десятком побочных дел, и работы предстоит очень много… — Емельянов вскочил со своего кресла и заходил мелкими шажками по кабинету, заложив руки за спину. — Есть два пути: первый, наиболее для нас легкий и, я бы сказал, наиболее принятый в практике, — рассовать — э-э, я имею в виду — распределить эти дела по соответствующим ведомствам Министерства внутренних дел, ОБХСС, КГБ. Но политически — политически! — это дело должны закончить мы, прокуратура, которая, по мысли нашего Генерального секретаря товарища Андропова, должна стать средоточением следственной власти в стране.

Вступительная часть речи прокурора Москвы была закончена, и он сел обратно в кресло.

— К сожалению, товарищ Меркулов не сможет скоро приступить к своим обязанностям. Кстати, я имею сведения, что мы можем больше не опасаться за жизнь нашего Константина Дмитриевича… Я предлагаю подключить к вашей следственной бригаде прокурора-криминалиста товарища Моисеева, а вам, Александр Борисович, временно возглавить бригаду. Что вы думаете по этому поводу? Справитесь?

Еще два дня тому назад я бы от такого предложения растерялся, но в эту минуту я воспринял его как единственно возможный вариант. Поэтому и ответил однозначно:

— Да.

* * *

Один час и сорок пять минут я работал уже в новом качестве — руководителя следственной бригады по делу об убийстве Ракитина и Куприяновой. Бригады же как таковой у меня пока не было, поскольку Семен Семенович по понедельникам ходил на какие-то процедуры в поликлинику и должен был появиться после обеда, а второй член бригады — капитан Грязнов — на работу не явился по неизвестным причинам. Так меня проинформировала Романова. Я отстукал на машинке постановление об объявлении местного розыска и задержании Виталия Шакуна. Передо мной на столе лежала его фотография — круглолицый, белобрысый, широкий нос, светлые глаза немного навыкате. Лицо как лицо… Убийца…