Начиная с этого времени, Ярослав далеко не всегда сам водит свое войско в военные походы, доверяя это сыну Владимиру и киевским или новгородским воеводам. Поход 1047 года, кажется, был для него вообще последним - более летописи не упоминают о его личном участии в войнах, да и вообще о войнах Ярослава: князь решил все те задачи, которые ставил перед собой в предшествующие годы, а на большее у него, наверное, не хватало сил. Если прежде Ярослав каждый год, а то и по нескольку раз в год, совершал поездки из Киева в Новгород и обратно, то в последние годы жизни ему трудно было выдерживать столь долгий и утомительный путь, да и особой надобности в этом не возникало. В последний раз летопись намекает на его присутствие в Новгороде в 1050 году, когда был освящен Новгородский Софийский собор, но и относительно этой поездки можно говорить лишь предположительно. Теперь вместо князя между Киевом и Новгородом снуют княжеские гонцы, а также приближенные к князю бояре, по-видимому, наделенные немалыми полномочиями. (Имя одного из таких посланцев нам уже знакомо - это некий Никола, «пришлец из Киева града, от своего князя Ярослава», оставивший надпись-автограф на стене Софийского собора в Новгороде83.) Можно думать, что князь по-прежнему часто покидал свой киевский двор, не желая подолгу засиживаться на одном месте, но маршруты его поездок ограничивались ближней к Киеву округой - загородным сельцом Берестовым, княжеским Вышгородом, может быть, относительно недалеким Переяславлем на Трубеже…
И, как это нередко бывает, столь длительное присутствие князя в своем стольном граде оборачивалось существенными изменениями во всем строе жизни его страны. Князь не мог заниматься войнами - но, значит, у него появлялось больше времени для устроения внутренних дел. И если физические силы давно уже оставили его, то дух, воля были по-прежнему крепки. И едва ли мы ошибемся, если предположим, что до самого своего смертного часа князь Ярослав прочно удерживал в своих руках все нити управления государством.
Глава двенадцатая
КРУГ ЗЕМНОЙ. ЗАВЕЩАНИЕ
На рис. - крестик домонгольского времени, найденный под Киевом.
«В лето 6560 (1052), марта в 3-е, розгремелось в 9-й час дня; было же то на святого мученика Евтропия». Такую исполненную благоговения надпись вывел на стене Киевского Софийского собора, стоя на коленях, некий клирик или прихожанин, современник князя Ярослава1. Наверное, это была какая-то необыкновенная гроза, приведшая в трепет жителей Киева. В начале марта гроза вообще в редкость, и потому, прислушиваясь со страхом к раскатам грома, - тем более что шла первая, самая строгая неделя Великого поста, - люди молились, размышляя о том, какое еще наказание может быть ниспослано им свыше. А самые образованные из них, начитанные в боговдохновенных писаниях и житиях святых (к их числу, несомненно, принадлежал и автор софийской надписи), вспоминали Житие святого Евтропия, мученика раннехристианской поры (ум. около 308), память которого отмечалась в этот день. Осужденный на мучения вместе со своим братом Клеоником и Василиском, племянником святого Феодора Тирона (которому и была посвящена первая неделя Великого поста), святой обратился к Богу с мольбой о наказании язычников - и внезапно «загремел гром, заколебалась земля, содрогнулось капище, и правитель со всеми выбежал из храма»2. Люди того времени искали некий мистический, сокровенный смысл в подобных совпадениях. Но к кому из правителей Киевской земли мог быть обращен тайный намек? И в чем именно он состоял?
Этого, конечно, никто не знал… Но удивительное дело: пройдет два года, и в ту же первую, Федоровскую, неделю Великого поста распрощается с жизнью сам князь Ярослав Владимирович.
Он был уже очень стар, ему шел восьмой десяток лет - возраст почти немыслимый по тем временам, особенно для князя, воина. Один за другим уходили в иной мир близкие ему люди, те, ко был много моложе его. 10 февраля 1050 или 105 1 года скончалась княгиня Ирина, с которой князь Ярослав прожил больше тридцати лет3. Былые ссоры давно изгладились в памяти, и князь в полной мере ощутил постигшую его утрату. Княгиню похоронили в Киеве, по-видимому, в Софийском соборе4, где давно уже приготовлено было место для самого Ярослава.
А осенью 1052 года, 4 октября, в воскресенье, в Новгороде умер старший сын Ярослава Владимир. Эта смерть, надо полагать, особенно огорчила князя, ибо именно во Владимире должен был видеть он своего преемника на киевском престоле. Князь Владимир был похоронен в Новгороде, в Софийском соборе, построенном им самим; его провожали в последний путь епископ Лука, новгородские священники и горожане. Ярослав, наверное, так и не смог приехать в Новгород.