Русское войско возвращалось домой со славой, отяжеленное добычей и богатыми дарами. В Киев входили окруженные ликующей толпой горожан. Владимир и Олег ехали рядом, стремя в стремя. Оба были в красочных княжеских одеждах, прикрытые пурпурными плащами. За время похода они сильно сдружились. Кровное родство их еще более укрепилось воинским братством. Они как бы дополняли друг друга: искренний и пылкий в чувствах Олег уравновешивался спокойствием и рассудительностью сдержанного Мономаха. Оба талантливые, искусные полководцы, сумевшие проявить себя и в организации войска, и в сражении на поле боя, и во взятии вражеских городов и крепостей. Люди приветствовали их, видя в них достойных преемников своих отцов-князей.
Дома Мономаха ждала приятная неожиданность: Гита родила сына. С удивлением заметил он изменения в жене: черты ее лица сгладились, глаза сделались глубокими и проникновенными, а движения стали медленными и плавными. Подошел к кроватке. Гита ревниво смотрела за выражением его лица, пытаясь угадать, рад ли он рождению наследника. А он смотрел на маленькое сморщенное личико ребенка и думал о том, что через какое-то время это крохотное создание вырастет и заменит его на княжеском престоле… Чудеса, да и только! Потом подумал, что, наверно, Гита ждет от него выражения признательности за рождение ребенка. Он обнял ее и поцеловал в щеку…
Потом стали обсуждать важный вопрос крещения сына. Насчет крестной матери решила сразу – это будет сестра Мономаха, Евпраксия. А вот кого выбрать в крестные отцы, немного поспорили. Дед младенца, Всеволод, предложил было воеводу Ратибора, но Мономах на правах отца настоял на своем двоюродном брате – Олеге. Так и порешили. Крещение прошло в Софийском соборе. Княжича нарекли двойным именем – русским в честь славного предка Мстислава Владимировича и Гарольдом в память погибшего отца Гиты, короля Англии.
V
27 декабря того же 1076 года внезапно, как пишет летописец, «от разрезания желвака» преставился князь Святослав. Его место занял Всеволод, отец Мономаха. Но не успел он укрепить свою власть, как с запада на него двинулся Изяслав, изгнанный когда-то братьями из Киева и долго обретавшийся в различных странах. Ему наконец удалось заручиться поддержкой папы римского, а через него польского короля и собрать значительное войско; с ним он и отправился на завоевание великокняжеского престола. Всеволод собрал киевскую рать и пошел навстречу. Братья встретились в чистом поле. Но битвы не случилось, они сумели договориться. Всеволод уступил великокняжеский престол Изяславу, своему старшему брату. А потом начался передел княжеских владений. У Святославичей было отнято их родовое имение Чернигов, его забрал себе Всеволод; ему же отошли Переяславль, Ростов, Суздаль и Смоленск; Смоленск он передал Мономаху. Изяслав подчинил себе Туров, Владимир-Волынский и Новгород, из которого изгнали Глеба Святославича. Олег лишился Ростово-Суздальского княжества и был отдан под надзор Всеволода, он стал князем-изгоем.
Таким образом, Изяслав и Всеволод поделили Русь между собой, лишив почти всех владений князей только что всесильного рода Святославичей. Эта несправедливость не могла остаться без последствий.
Летом 1077 года Мономах приехал к отцу в Чернигов. Едва устроился в княжеском дворце, как побежал искать своего двоюродного брата и милого друга Олега, чтобы вспомнить боевой поход в Чехию и выпить за их крепкую дружбу. Олега он увидел в одной из горниц, бросился обнимать. Но брат встретил его восторженные чувства сухо, почти неприязненно.
– Ну как мой крестник, жив, здоров? – спросил он холодно.
– Растет Мстислав крепкий, настоящий сбитень! Уже ходит!
– Ну, дай Бог… Как ты этот год?
– Ох, лучше не вспоминать, – вздохнул Владимир. – Заартачился полоцкий князь, со своей дружиной напал на Новгород, и великий князь послал меня с дружиной на Полоцк. И знаешь, кого дал в союзники? Половецкое войско! Этих угрюмых, узкоглазых, молчаливых хищников на низких мохнатых лошаденках. До чего же надо дойти в ссорах и междоусобицах русским князьям, если на своих же русских наводить исконных врагов?..
Мономах замолчал, сухими невидящими глазами стал смотреть куда-то в угол, как видно еще переживая картину нашествия кочевников на полоцкие земли…
– Полоцк мы взяли приступом, – продолжал он глухим голосом, – а потом началось разграбление русских земель. Сердце кровью обливалось, когда в степь двинулся огромный половецкий обоз, полный всякого добра, связанных русских пленников, которых продадут на невольничьих рынках Крыма, Византии… И это мы, русские князья, вершим своими руками! Грабим сами, а главное – позволяем грабить хищникам-кочевникам!
Олег долго молчал, потом какими-то странно потемневшими глазами посмотрел на Мономаха и вдруг заговорил горячо, напористо: