Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси

И Олег понял, что пробил его час. Но он не стал спешить, а начал тщательную подготовку к походу, которая заняла у него более года. Он укрепил свою дружину новыми воинами, набрал наемников среди северокавказских народов, послал щедрые дары половецким ханам, обещая за помощь богатую добычу в русских землях.

Наконец в августе 1094 года его дружина, поддержанная огромным половецким войском, появилась под Черниговом. Город был взят в плотное кольцо. Олег приказал сжечь посады, чтобы показать, что не уйдет, пока не возьмет город, бывшее владение своего отца. Половцы бросились грабить округу.

Рано утром 7 августа войска Олега пошли на приступ. Половцы стояли в стороне, они ждали своего часа, чтобы, когда русы истощили себя во взаимной борьбе, без больших потерь взять Чернигов и подвергнуть его грабежу, а жителей увести в полон.

Мономах выбрал себе место на крепостной стене между двумя башнями. В его дружину влились вооруженные крестьяне, городской люд. Горе-вояки, мечи держали как палки. Но других воинов не было, и обучать их времени тоже не было. Женщины, подростки кипятили воду и смолу.

Прислонившись плечом к зубцу, он мрачно наблюдал, как из Олегова стана выскакивали воины и торопливо бежали к крепостной стене. Скоро они будут рядом, их надо будет поражать всеми силами и средствами, убивать и калечить русских людей, таких же, как он сам. Кто выдумал эту проклятую войну?..

Вот снова встретились они с Олегом. Надеялся он, что поражение под Нежатиным Полем образумит, успокоит двоюродного брата, что поймет он, насколько губителен для Руси его союз с половцами. Но нет, ни неудача на поле брани, ни пребывание в Византии, как видно, нисколько не повлияли на него. Да, он всегда был вспыльчивым, самолюбивым, всегда себя ставил впереди всего остального, но не думал и не предполагал он, Мономах, что свои выгоды Олег будет считать выше интересов своей родины. «Видно, в этом и кроется разница между мной и моим братом, – думал Владимир. – Я готов жизнь отдать за Русь, она у меня всегда на первом месте, ради нее я живу. А ему Русь – это лишь земля, где он должен властвовать, где следует подчинить себе все новые и новые пространства, а какими средствами – ему все равно. Он не видит людей, не хочет замечать их страданий, не обращает внимания на беды, которые несет жителям страны своими действиями. В этом различие между нами, здесь пролегает пропасть, которая нас разделяет. Если бы он повернулся лицом к Отчизне, мы снова были бы вместе. Но не заметно, чтобы он смирил свою гордыню. Стало быть, мира между нами быть не может, и война продолжится до тех пор, пока кто-то не одолеет».

Приступ был отбит с большими потерями для Олегова войска. Под стенами крепости среди головешек и битых лестниц валялись трупы, ползали и стонали раненые. Подъехали всадники, стали кричать, чтобы позволили убрать своих; убитых похоронить по-христиански, а раненых перевязать и унести с собой. Со стен отвечали, что препятствий чинить не станут.

На княжеском совете гадали, пойдет или не пойдет Олег на новый приступ? Ряды защитников тоже значительно поредели, противник мог прорваться, а там недалеко до беды…

– Надо, князь, идти на переговоры, – хмуро говорил Дмитра Иворович, держа между коленами длинный меч. – Показали мы Олегу, что город будет защищаться. Можно выторговать выгодные условия мира.

– А не примет ли он это за нашу слабость? – возразил осторожный Ратибор.

– Может. Но если тмутараканцам удастся прорваться, а следом хлынут половцы?..

Мономах прохаживался по горнице. Сказал после долгого молчания:

– Не будем торопиться. Любая война несет долю риска. Думается мне, что не решится Олег напасть на город в ближайшие дни. Надо ему зализать раны. И половцев он постарается не допустить в Чернигов. Как-никак, но он намерен править Черниговской землей, а грабежей степняков черниговцы ему не простят. Не резон Олегу восстанавливать против себя своих подданных… Давайте подождем.

На седьмой день осады к главным воротам подъехал всадник, заиграл в рожок. Когда отворилось окошечко, крикнул:

– Приглашает князь Олег своего брата Владимира на переговоры в чистое поле. Говорит, что надо решать споры родственников не оружием, а добрым согласием.

Доложили Мономаху. Тот не замедлил с ответом:

– Передайте брату Олегу, что согласен на мирные переговоры.

Встретились они на виду обоих войск. Владимир Мономах подъехал рысцой, не спеша слез с коня, взял его под уздцы. Олег примчал галопом, поднял коня на дыбы, легко соскочил на землю, высокий, тонкий, гибкий. Внешностью он пошел в мать, женственное лицо его с мягкими чертами было красиво, губы толстые, чувственные. Только большие глаза смотрели холодно и настороженно, они были будто с другого лица, жили своей жизнью, выдавая внутренний мир этого человека, равнодушного и беспощадного к людям.

– Здравствуй, брат, – сквозь зубы сказал Олег, вглядываясь в непроницаемое лицо Мономаха.