Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси

– И в который раз обманывает… А помнишь, как он чуть Киев не захватил ранним утром? Думала стража, что торговый обоз движется к городу, даже тревоги не подняли… Но сколько кувшин ни ходит по воду, все равно сломит голову! Думаю, что настигну его где-нибудь и изрублю к чертовой матери! – в сердцах проговорил Мономах.

Пока поворачивали обратно, пока скакали по размытой дождями дороге, пока переправились через Днепр, Боняк разграбил волости и успел скрыться в степи. Только осталась перепаханная колесами и разбитая копытами земля с лужицами грязноватой дождевой воды, да впопыхах брошенные кое-где награбленные вещи…

Возвращались молча. Хотелось Мономаху укорить великого князя за близорукость, за то, что поверил степным разбойникам. Послушай его, Мономаха, совета, не на Руси был бы сейчас Боняк, не грабил и не разорял бы селения, а прятался где-нибудь в степи возле Азовского или Черного морей от карающего русского меча и жители не испытывали бы ужаса от набега кочевников. Но промолчал Мономах, зная, что Святополк думает о том же. И – верно: после долгого молчания он вздохнул, огляделся и произнес изменившимся голосом:

– Сегодня же направлю приглашения князьям, чтобы собирались на съезд. Будем решать вопрос о выходе в глубь половецких степей всеми нашими силами.

Новый 1103 год начался со знамений. В конце января три дня стояла над Русью пожарная заря и был такой свет всю ночь, как от полной светящейся луны. 5 февраля было знамение на Луне, а 7 февраля на Солнце: огородилось солнце тремя дугами и были другие дуги, хребтами одна к другой. Благоверные люди молились Богу со слезами, некоторые считали – эти знамения ко злу, а другие – к добру.

В начале марта 1103 года собрались Святополк и Мономах со своими дружинами в Долобске. Мономах понимал важность момента, знал, что если упустит его, потом не скоро представится возможность объединить силы для разгрома половцев. На их дружины – киевскую и переяславскую – смотрели рати во всех княжествах Руси, их веское слово порой было главным, определяющим для принятия решения на местах.

Воины расположились возле небольшого Долобского озера. Сидели на пологом берегу, обогреваемом щедрым весенним солнышком; уже взошла на нем молодая изумрудно-чистая травка, не успевшая покрыться пылью. В совершенно неподвижную гладь озера опрокинулось голубое небо, так насыщенное голубизной и такое бездонное, что дух захватывало. Размашисто распростерлось по нему легкое белесое перистое облако, по краям которого жались коричнево-темные, местами багровые от солнечных лучей маленькие тучки; слева, в конце озера плавало ослепительно белое утреннее солнце. И все это окаймлялось отражением прибрежных деревьев, опрокинутыми вершинами вниз, и стояли они, будто рисованные единым мазком большого мастера, темно-зеленые, строгие и величественные. Окрестность озера наполнялась криком, кряком, посвистом крыльев. Возбужденно носились стайки чирков и шилохвосток, на воде качались семьи уток. Стайки уточек, выставив красные перепончатые лапки, опускались на воду.

Святополк первое слово предоставил Мономаху. Тот на какое-то время смешался, потому что не готов был открывать совещание, но потом собрался и кратко изложил свой замысел: ударить по половцам тогда, когда они не ожидают – ранней весной; кони после зимней бескормицы у них еще не набрали сил и не смогут по быстроте соревноваться с конями русов. Дело в том, что совсем недавно, четыре десятилетия назад, они кочевали за Волгой, где зимы малоснежные, лошади питались подножным кормом, поэтому не приходилось заготавливать сено на зиму. В Причерноморье наметаются огромные сугробы, вся надежда была на косу, которой кочевники еще не научились пользоваться так, как земледельцы-русы; сена, как правило, на всю зиму хватало с натяжкой, кони голодали, тощали и были малобоеспособны.

Когда он изложил свои мысли, наступила полная тишина. Все казалось необычным в способах военных действий князя, но настолько убедительным, что трудно было что-либо возразить.

Однако возражения нашлись. Первым нарушил молчание сотский святополковской дружины Скрынь. Высокий, плечистый, с красиво посаженной головой, он некоторое время разглаживал на штанах грубые складки, потом поднял на Владимира синие глаза и произнес:

– Мономах не учел важной стороны дела: распутицу. В наших краях чернозем, а его можно сравнить только с глиной, так он прилипает к ногам людей, копытам лошадей и колесам телег. Боюсь, что отойдем от границ и застрянем где-нибудь в непролазной грязи.

– Ты, видно, забыл, князь, – насмешливо ответил Владимир, – что редкий поход обходится без проливных дождей. Иногда дожди льют несколько дней подряд, но все равно войска двигаются. Почему на этот раз мы повернем назад?

– А ты забыл поговорку, князь: летом дожди льют три дня, а сохнет один день. Постоим некоторое время после грозы, ветер продует – и мы дальше. А весной нужны недели, когда сойдет снег, чтобы дороги наладились. Сроду никуда не трогались, пока пути не установятся.